будете называть меня Дара. И только в течение этого времени. Вы поняли? — сказал он, погрозив ей пальцем. — Как только мы найдем Визареша, мы разойдемся в разные стороны.

— Значит, Дара, — великодушно согласилась Зейнаб и посмотрела на Акису. — Тебя это устраивает?

Акиса нахмурилась:

— Я не буду называть вас Афшин. Или Бич.

— Хорошо. — Зейнаб снова взяла руку Акисы, пожала ее, ощущая чувство восторга. — Тогда идем — поищем людей.

Нари

Эти события происходят приблизительно через полтора года после «Золотой империи». Спойлеры ко всем трем книгам.

Закончив рабочий день, Нари отодвинулась от стола.

— И нужно проверить Юсефа, пациента с хирургическими проблемами, поступил сегодня утром. Я удалила из его спины фрагменты крыла, но они были расположены близко к позвоночнику, и ему требуется постоянная проверка на инфекцию. Пусть кто-нибудь из учеников проверит его бинты и применит раствор от шелушения кожи. — Она протянула Джамшиду свиток с историей болезни пациента. — Здесь все написано.

Джамшид, стоявший напротив Нари с несколькими такими же свитками в руках, посмотрел на нее скептическим взглядом:

— Ты уверена, что ученик справится с этим?

— Джамшид, наши ученики провели с нами уже почти год. Да, я думаю, что любой из них в состоянии заглянуть под бинты и обработать поверхность безобидным в остальном раствором. — Нари поднялась. Через деревянные ставни на окнах в комнату проникал предвечерний свет, а воздух в ее кабинете был свежий и наполненный ароматом благовоний, к которым добавлялся сочный земляной запах папируса и египетских лилий, растущих в фонтане. Она извлекла маленькую бархатную сумочку из одного из ящиков стола. — Пусть они помогают тебе, пока меня нет. И не смей беспокоить Субху. Сегодня у нее выходной.

Джамшид посмотрел на нее уязвленным взглядом:

— Я никогда не беспокою Субху. Но ты другое дело, ты семья, а потому мне гораздо удобнее обвинить тебя в том, что ты бросаешь меня с детьми. Учениками. Как ни назови.

— Ты знаешь, сколько из этих детей старше тебя, да? — Нари обошла стол, привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб. — Научись передавать свои полномочия другим. Это критическая составляющая профессии врача.

Джамшид издал какой-то уклончивый звук.

— Это что? — спросил он, показывая на сумочку.

— Подарок.

— Подарок? — Он наклонил голову, что-то смешливое появилось в выражении его лица. — Подарок, который нельзя вручить позже? В присутствии всех?

— Подарок, в который тебе не следует совать нос, — язвительно ответила она. — Ну… что еще по лечебным делам, пока я не ушла?

Джамшид еще несколько мгновений с удивленным любопытством рассматривал сумочку:

— Ничего. Но ты вернешься вовремя к вечеринке?

— Вместе с ничего не подозревающим почетным гостем.

Нари накинула на плечи ручной вязки шаль, подаренную ей одним из пациентов, и направилась к двери.

Библиотека рядом с ее кабинетом этот день практически пустовала — лишь несколько учеников сидели за столами, погрузившись в чтение. Нари кивнула тем, кто заметил ее, но прерывать их занятие не стала — она знала то недоумевающее выражение на лицах людей, которые так надолго погружались в чтение, что, посмотрев в зеркало, и своих-то лиц узнать не могли. Она направилась к Мишмишу, который обосновался в своем гнездышке — на залитом солнцем балконе, — гнездышке, которое он приготовил, разорвав в клочья бесценный античный ковер, взятый на время в Храме.

Нари встала на колени и погрузила пальцы в густую гриву шеду, почесала его за ушками.

— Привет, мой храбрый маленький радужный котенок, — проговорила она по-арабски тихим голосом, чтобы сохранить нечто подобное достоинству перед своими студентами. Мишмиш замурлыкал ей в ответ. Он раскинул свои массивные крылья и перевернулся на спину, чтобы она погладила ему брюшко. Нари удостоила его этой ласки, но вскоре встала и сказала: — Давай прогуляемся.

НАРИ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО У НЕЕ ВСЕГДА БУДЕТ ДУША ГОРОЖАНКИ. Нари любила и Каир, денно и нощно пребывающий в суете, она любила бродить и по улицам Дэвабада, которым, кажется, нет конца — ей по душе была неисчерпаемая энергия городских домов. Всегда можно было встретить кого-то нового, выйти в какое-то незнакомое место. Нари перестала быть пленницей Гассана и принялась исследовать город, ради спасения которого она вонзила в свое сердце ледяной кинжал, а город ответил ей большей радостью, чем она могла себе представить. Она брала Али и Физу на вечерние разговения в тесных квартирах говорливого сообщества египетских шафитов, к которым принадлежал ее дед, там они вкушали еду и традиции ее детства. А еще Субха брала ее на обряд пуджа в храме Субхи, и там Нари знакомилась с людьми и верованиями, о существовании которых даже почти не подозревала. В редкие свободные вечера она позволяла Джамшиду и Мунтадиру брать ее в дома знати в разных племенных кварталах на представления и поэтические чтения.

Это, однако, не означало, что она время от времени не наслаждалась дикой природой за стенами Дэвабада.

Мишмиш парил над изумрудными просторами гор. Нари, сидевшая на его спине, закрывала глаза, наслаждаясь свежим весенним запахом и звуками ветра, — других тут не было. Хотя несколько секций латунной стены города не имели закрывающихся ворот, парки и дома за пределами стены все еще жались поближе к городу. Большинство джиннов и дэвов настороженно относились к влажным лесам и заросшим руинам, покрывавшим прежний остров, не говоря уже о таинственной новой реке, которая отделяла их от накрытого туманом города маридов. Когда Нари заставила своего шеду приземлиться на полянке в глубине леса, никакого города уже не было видно. Впереди слабо поблескивали голые линии песчаной тропинки, петлявшей среди темных деревьев.

Он шли, и звуки их мягких шагов растворялись в щебетании птиц. Нари не знала толком, как выглядели деревья Дэвабада до того, как она приняла кольцо Сулеймана в свое сердце и переделала ландшафт. Но все здесь, в этих диких местах, от забавного многообразия деревьев (например, сосен со снежным рисунком на стволах рядом с банановыми пальмами) до причудливых животных (таких, как крохотные крылатые змеи и мангусты с зубами из драгоценных камней) казалось окутанным магией. Несколько лет назад это встревожило бы ее. Теперь это было для нее подобно прогулке по собственной душе. Плети плюща раздавались, пропуская ее, даже самые пугливые из дымчатоглазых газелей не бросались наутек, увидев ее. Пусть ее народ выстраивал политическую систему, в которой все люди равны, но сам остров, казалось, остается традиционалистским, крепко цепляется за своих Нахид.

Эта связь увядала по мере приближения Нари к реке. Хотя она и слышала