— Акиса… — тихо проговорила Зейнаб. — Ты что предлагаешь?

Акису трясло.

— Я поклялась, Зейнаб. Я поклялась отомстить за Любайда. Он бы сделал то же самое за меня.

Зейнаб помедлила, а потом взяла руку Акисы в свою. Ладонь воина была грубой на ощупь и теплой.

— Ты слышала, что сказал Дараявахауш. Его поиски практически безнадежны. Вы ненавидите друг друга. А ифриты опасны. Ты уверена — уверена по-настоящему, — что хочешь посвятить себя этому?

— Нет. Но не потому, что я боюсь ифритов или этого отвратительного типа. — Акиса посмотрела на их переплетшиеся пальцы. — Просто… просто… понимаешь, дело в тебе.

— Во мне?

— В тебе. — Зейнаб посмотрела ей в глаза и увидела в них боль. Женщина-воин выглядела более уязвимой, чем когда-либо в прошлом. — Я не хочу тебя покидать. Но и просить тебя присоединиться ко мне в этих поисках я тоже не хочу.

Зейнаб уставилась на нее. На женщину, которая могла напугать ее при первой встрече, и на женщину, которая, как думалось тогда Зейнаб, могла быть не в своем уме, когда принесла тренировочные мечи в ее роскошные и тихие королевские апартаменты. Акиса швырнула мечи на кровать и настояла на том, чтобы принцесса, которую всю жизнь окружала вооруженная гвардия, научилась защищать себя сама. Женщина, уверенность которой в Зейнаб, казалось, ни разу не поколебалась, даже когда Зейнаб сама сомневалась в своей способности властвовать, в своей способности сплотить народ и выжить в убийственной войне Манижи.

Эта женщина привила ей мысль, что в жизни может быть нечто большее, чем политика и семейные обязанности. Что, может быть — всего лишь «может быть», — Зейнаб отправится путешествовать. Может быть, она потеряется.

Может быть, она научится влюбляться.

Зейнаб встала, уронила несколько монет рядом с ее кофейной чашкой, схватила Акису за руку, потянула за собой.

— Идем. Нам нужно перехватить одного Афшина.

— Зейнаб.

Зейнаб заставила Акису замолчать, на мгновение прикоснувшись к ее щеке.

— Акиса, я обязана тебе жизнью и свободой. Тебе не нужно ни о чем просить.

Небо уже полностью почернело и было усажено звездами, малиновое тепло солнца исчезло с горизонта и из прохладного воздуха. За «дверями» таверны, похоже, никого не было, и единственный звук, который они слышали, производил ветерок, шуршащий на болотах. Зейнаб оглядела небо, но оно пустовало, если не считать нескольких худосочных облачков, отражавших лунный свет.

Может быть, одно из этих облачков было Дараявахаушем? Может быть, можно вот так:

— Афшин! — изо всех сил закричала Зейнаб в небеса. — АФШИН…

Из-за таверны до них донесся какой-то шорох, а потом из тьмы появился явно недовольный Дараявахауш. Он шел, закрыв ладонями уши.

— Пожалуйста, прекратите это.

Зейнаб нахмурилась:

— Что вы делали в кустах?

Он недоуменно посмотрел на нее:

— Вы позволите мне дать вам урок посещения таверн? Не спрашивайте у людей, куда они направляются, когда они слишком много выпили. — Она вспыхнула, радуясь тому, что в темноте никто не увидит румянца на ее щеках, а Афшин продолжил: — Но важнее вот что: почему вы ищете меня, почему выкрикиваете мое имя в небеса?

Зейнаб распрямилась, поправила на себе грязную дорожную одежду, приняла вид максимально — насколько это было возможно в ее ситуации — приближенный к королевскому величию.

— Мы присоединяемся к вам в вашей охоте на ифрита, — сообщила она.

Дараявахауш уставился на нее недовольным взглядом, и длилось это целое нескончаемое таинственное мгновение.

— Нет, — сказал он, развернулся и пошел прочь.

Зейнаб бросилась за ним:

— Что значит это ваше «нет»?

— Вы не знаете, что значит слово «нет», ваше высочество? Я уверен, вы почти не слышали его, пока росли. Но я поясню: «нет» значит, что вы не присоединяетесь ко мне. Мы не в Дэвабаде, но даже если бы и там, я не подчиняюсь Кахтани.

— Дайте им еще одно поколение, — пробормотала Акиса, — они все станут нахидами.

Дараявахауш повернулся к ней:

— Вы знаете, что…

Зейнаб встала между ними:

— Она может говорить с людьми.

Он недовольно уставился на нее:

— Вы лжете.

— Нет, не лгу. — Зейнаб стояла там, куда встала: между двумя воинами, и, как она подозревала, ей теперь предстояло нередко оказываться в таком положении. — Она всю жизнь прожила рядом с ними.

— В этом есть свои преимущества, если не рассматривать человеческую кровь как вредное вещество, — насмешливо сказала Акиса. — Я могу подходить к ним. Говорить с ними. Делать все то, чего не можете вы.

— Вы же сами сказали, что не знаете, с чего начать, — поспешила сказать Зейнаб, пока Дараявахауш не начал возражать. — Вам нужна информация? Вы хотите найти тех, кто обладает тысячелетним знанием о вас? Тогда вам нужна помощь и план, не построенный на том, что вы в один прекрасный день, притворяясь ветерком, возможно, случайно столкнетесь с Визарешем.

Он сложил руки на груди.

— Вы меня презираете, — откровенно сказал он. — А теперь хотите отправиться со мной на охоту? Да мы же через неделю убьем друг друга.

— Не убьем, — гнула свое Зейнаб. — Вы хоть представляете, сколько испуганных, травмированных людей я поддерживала во время войны Манижи? Я могу иметь дело с вами. К тому же все мы хотим одного: возвращения сосудов.

— И смерти Визареша, — возбужденно добавила Акиса. — Именно этот ифрит и убил моего друга. Если я смогу отомстить ему, то я готова примириться даже с вами.

Дараявахауш сжал губы в мрачную линию.

— Это безумие. — Он снова обратился к Зейнаб. — Если ваши братья узнают, что я взял вас с собой…

— Мне не требуется разрешения моих братьев — я вольна делать то, что мне нужно, — отрезала Зейнаб. — Вы сказали, что хотите искупить вину, верно, Афшин? Давайте мы поможем вам отыскать Визареша. Если только ваши слова не лукавство — если вы не придумали этот повод просто для того, чтобы исчезнуть из Дэвабада.

Он распрямился так быстро, что Зейнаб сделала шаг назад. Его глаза метали искры, огонь завихрился в зелени, и она подумала, не стоит ли ей смирить свои королевские амбиции перед человеком, который два раза затевал войну в надежде свергнуть ее семью.

В его руках не появился вызванный чародейством лук, сам он не исчез в облаке дыма. Нет, он только произнес одно слово:

— Дара.

— Что? — недоуменно спросила Зейнаб.

— Если мы, охотясь на монстров, будем проводить все наши мгновения бодрствования в обществе друг друга — а потом с высокой степенью вероятности погибнем от их рук, — я не хочу, чтобы мне напоминали о моем титуле. Или о каком-либо другом титуле, — добавил он, прежде чем Акиса успела раскрыть рот. — Вы