– Как же тут хорошо, когда никого нет, – сказал он. – Спокойно.

Мину нахмурилась:

– Мадам Монфор повела себя исключительно странно. Она о чем-то разговаривала во дворе с управляющим Мартино. Не успела я опомниться, как она влепила мне затрещину и заперла там, в подвале.

– Эти двое вечно о чем-то шушукаются. Она таскает все, что плохо лежит, а Мартино украдкой выносит добычу из дома, когда они думают, что никто их не видит.

Мину опустилась на скамью рядом с ним:

– Ты что, намекаешь на то, что она воровка? Мне она тоже не нравится, но ты слишком уж даешь волю воображению.

– Я ее видел, – пожал плечами Эмерик. – Они встречаются здесь, в часовне, а иногда в дядином кабинете, днем, когда все ложатся вздремнуть после обеда. У нее есть ключи от всех шкафов и от всех комнат. Иногда это какая-нибудь мелочовка, а иногда я вижу, как он крадется через задний двор с мешком муки на спине. На прошлой неделе пропал подсвечник. – Он кивнул в сторону алтаря, и Мину заметила, что с одной стороны и впрямь недостает подсвечника. – Обвинили одну из горничных, но я уверен, что это мадам Монфор его стащила. И у тетушки Буссе вечно все пропадает. То брошь, то ожерелье. Я слышал, как на прошлой неделе дядя опять бранил ее за небрежность.

Мину подумала, что если Эмерик прав, то это вполне может объяснять не только недавнюю панику мадам Монфор, но и то, почему она с самого начала в штыки восприняла их с Эмериком появление в доме.

– В подвале сложено множество бочонков и сундуков, – сказала она, бросив взгляд на дверцу. – С порохом, ружьями и дробью.

Темные глаза Эмерика сверкнули.

– Да, они занимались этим по ночам.

– Ты знал?!

Мальчик пожал плечами:

– Что́ именно они носили в дом – нет, но я знал, что они что-то затевают. Когда мне не спится, я иногда выхожу на балкон. – Он вздохнул. – Это напоминает мне о том, как мы с Беранже по ночам сидели на стенах Ситэ и смотрели на звезды.

Мину сжала его руку:

– Мне очень жаль, что ты здесь так тоскуешь.

Он снова пожал плечами:

– Ко всему привыкаешь. И вообще, теперь в половине домов склады для оружия.

– Я даже не подозревала об этом. И мадам Монфор, по всей очевидности, тоже об этом ни сном ни духом, иначе зачем она стала бы запирать меня в подвале?

– Готов поспорить, что ей все прекрасно известно, но дядя в последнее время так редко бывает дома, что они с Мартино потеряли всякий страх. – Он помолчал, потом уткнулся взглядом себе под ноги. – Но с тобой ведь все в порядке, да? Никто тебя не обидел и не…

Мину положила руку ему на плечо:

– Все хорошо, мой маленький храбрый братишка. Дядя сейчас дома?

– Нет. Он как в полдень ушел, так до сих пор и не вернулся.

– Мне нужно поговорить с тетушкой, чтобы опровергнуть всю ту ложь, которую ей успела наговорить про меня мадам Монфор. Ты покараулишь? Это не займет много времени.

– К вашим услугам, мадемуазель! – отозвался Эмерик, шутливо салютуя сестре. – Можешь на меня положиться.

Дельпеш подавал знаки кому-то в дальнем конце зала, кого Пит не мог разглядеть, приглашая того присоединиться. Все остальные, солдаты и монахи, маячили позади – им тоже хотелось услышать вердикт.

Писец передал пергамент слуге, который в свою очередь поднес его Жану де Мансенкалю. Тот пробежал документ глазами, одобрительно кивнул и поднялся на ноги. В зале воцарилась тишина.

– Властью, возложенной на меня, – провозгласил он, – и в присутствии досточтимых капитулов городской управы, его высокопревосходительства сенешаля Тулузы, а также моих коллег, судей парламента, сим объявляю условия перемирия, как было договорено в пятницу, месяца апреля третьего дня тысяча пятьсот шестьдесят второго года от Рождества Христова.

Пит поймал себя на том, что стоит затаив дыхание. Будет ли постановление справедливым? Будет ли оно честным? Станет ли этот миг для Тулузы поворотом в сторону от гражданской войны или же толчком по направлению к ней? За мир необходимо было платить, но кому придется расплачиваться?

– Сим постановляем, – начал зачитывать де Мансенкаль, – что права и полномочия, данные январским Эдиктом о веротерпимости, сохраняются в силе. Таким образом, в соответствии с вышеупомянутыми условиями, постановляем, что гугенотской общине Тулузы дозволяется содержать из своих собственных средств невооруженнный отряд дружины численностью не более чем в двести человек с целью защиты себя и своего имущества.

Со всех концов зала понеслись возмущенные возгласы. Для одних это было слишком много, для других – недостаточно.

– Равным образом и… – де Мансенкаль вынужден был возвысить голос, чтобы его было слышно, – равным образом и в соответствии с теми же условиями, провозглашенными Эдиктом о веротерпимости, католической общине дозволяется набрать отряд такой же численности, который будет нести службу под началом четырех профессиональных капитанов, ответственных за набор городского ополчения, каковые, в свою очередь, будут подчиняться городской управе.

В зале вновь поднялся недовольный гул. «Ни дать ни взять школяры, – подумал с отвращением Пит, – возмущаются исключительно ради того, чтобы повозмущаться. На кону стоят жизни невинных людей, а они ведут себя так, как будто это все игра».

– Все прочие солдаты, – продолжал Мансенкаль, которому приходилось уже практически кричать, – будь то присутствующие в городских пределах по приглашению, в качестве наемных ополченцев или добровольцев, – кроме исключений, оговоренных вышеизложенными условиями, – должны незамедлительно покинуть Тулузу. Бой в набат, равно как и призыв к оружию любым иным способом будет считаться нарушением условий настоящего договора. И в заключение главы обеих партий пришли к соглашению, каковое изложено в этом вердикте, что моим чиновникам – вкупе с членами городского совета – надлежит принять меры к установлению ответственных за ущерб, причиненный имуществу, и гибель людей с полудня второго апреля до вечера сегодняшнего дня и наказанию тех, кто будет признан виновным.

Один из судей стукнул молотком, и де Мансенкаль поднял руку:

– Внемлите же, перед лицом Господа нашего и во имя его величества короля и ее светлости, королевы-регента, таково решение собравшихся здесь. Обязанность каждого человека соблюдать условия сего перемирия ради блага Тулузы. Vive le Roi! Да здравствует король!

Трубачи по сигналу заиграли туш, прежде чем кто-либо успел задать вопрос, и президент вышел из зала, сопровождаемый остальными судьями, свитой сенешаля и восемью капитулами.

На мгновение в зале воцарилось безмолвие. А затем началась давка. Люди разом устремились к дверям, пихая и расталкивая друг друга, чтобы поскорее вернуться к себе и сообщить о постановлении.

Пит в своем укрытии под потолком привалился к колонне. Есть ли хотя бы крошечная вероятность того, что будет проведено справедливое расследование с целью установить подлинных зачинщиков беспорядков, не только среди гугенотов, но и среди католиков, или ради восстановления общественного порядка вздернут ни в чем не повинных людей? Обе стороны сделают вид, что исполняют условия мирного договора, в то время как сами будут вооружаться. Если Тулуза и до погромов была наводнена оружием, теперь все станет еще хуже. «Люди вроде Дельпеша, – подумалось ему с горечью, – смогут неплохо на этом нажиться».