Судя по всему, в переводе шутка прозвучала не очень смешно, несмотря на то что Денекеру она понравилась. Унтер-офицер – серб, начал было оправдываться, но Вилли не дал ему договорить.

– Слушай, давай сделаем проще. Прыгай в машину, мы сгоняем куда нужно, разыщем твоего командира, он даст свое согласие, и мы еще засветло уберемся отсюда. Никто не может сказать, когда русские начнут наступление, и никто не скажет, как далеко в горы они зайдут. Нам позарез нужен этот огнемет.

Сербы переглянулись между собой, и Вилли показалось, что они обменялись каким-то странным знаком, словно у них не было желания выполнять просьбу десантников, но в то же время они не хотели ввязываться с ними в спор, поскольку это могло привести к осложнениям.

В конце концов эсэсовский унтер согласился, хоть и с неохотой, и Денекер перебрался на крохотное сиденье сзади, а серб – кажется, его фамилия была Акков, – устроился спереди.

– Указывай дорогу, – сказал Вилли.

Акков показал прямо на Яремчу. Это была обыкновенная украинская дыра, убогие деревянные избы, крытые соломой и хаотично разбросанные, дворики с копошащимися курами, хотя водопад и пешеходный мостик через реку, разделявшую деревню надвое, привносили определенную долю очарования. В этом столетии здесь никто не подстригал траву и не выпалывал сорняки, что помешанному на аккуратности Боберу показалось едва ли не оскорблением. Никто не сажал перед домами цветы, не сгребал опавшую листву, не подметал деревянные тротуары. Неотесанные крестьяне! Ну что с ними делать? Не доезжая до моста, «Кюбель» миновал единственное значительное сооружение в деревне, церковь, но тоже деревянную, а не каменную; казалось, она рухнет от одного сильного порыва ветра. Перед церковью стоял еще один полугусеничный бронетранспортер пятнистой раскраски, с длинной антенной, судя по всему, командирская машина полицейского батальона.

– Гм, – пробормотал Вилли, обращаясь к Денекеру, – похоже, наш друг – паломник в Святую землю.

Денекер рассмеялся, поскольку обоим было прекрасно известно, что Салид мусульманин.

Перед входом в церковь стояли два молодчика-эсэсовца с МП-40 на груди, но по знаку Аккова они отступили от двери, и Вилли с Денекером прошли внутрь следом за унтером-сербом.

Вилли ожидал увидеть религиозный полумрак, озаряемый лишь светом, проникающим сквозь витражи, однако получил совершенно другую картину. Он увидел иллюминацию. В противоположном конце зала, там, где когда-то центральное место занимал алтарь, сиял яркий прямоугольник – ослепительно яркий, настолько яркий, что в его резком свете все предметы лишались красок. В лучах этого безжалостного сияния трое коренастых эсэсовцев-сербов, голые по пояс, обливаясь потом, сооружали деревянный помост высотой футов семь. Навыками плотницкого дела они владели плохо, и конструкция, несмотря на сложное переплетение опор и раскосов, выглядела очень неустойчивой. И все же работа близилась к завершению.

Тут Вилли заметил нечто показавшееся ему вначале каким– то механизмом на треноге, но поскольку сооружение находилось вне зоны яркого освещения, рассмотреть детали было трудно.

Вилли подошел ближе, и сооружение превратилось в кинокамеру на штативе.

Перед камерой толпилась кучка людей, обернувшихся при появлении десантников. Все они были эсэсовцами, хотя только один был в камуфляже горно-стрелковой дивизии. Акков окликнул его, и Вилли узнал блестящие черные волосы, проницательные глаза, треугольник усиков над верхней губой и горбатый нос гауптштурмфюрера Салида. На его бронзовом лице застыло такое сосредоточенное и деловитое выражение, что у Вилли мелькнула мысль, смеется ли он хоть когда-либо.

Салид и унтершарфюрер-эсэсовец оживленно заговорили между собой по-сербски, затем араб повернулся к Вилли. Тот вяло поднял руку в нацистском приветствии, на что Салид ответил залихватским «Хайль Гитлер!»

– Итак, оберфельдфебель, – произнес Салид на том безукоризненном немецком, который Вилли запомнил по его спору с Карлом у ворот Андриевского дворца, – вы приехали за огнеметом. Я так понимаю, вы уже заняли позицию в ущелье и успели окопаться?

– Так точно, господин гауптштурмфюрер, – ответил Вилли, с трудом найдя в себе силы назвать грязного араба «господином». – Мы оборудовали прекрасную позицию и заминировали ущелье, так что, когда придет время, мы в два счета перекроем его, преградив дорогу красным танкам. Десять килограммов циклонита – очень весомый аргумент.

– Хорошо, очень хорошо. Я удовлетворен. Но вы понимаете, что это только часть задания. Главное – перехватывать бандитов, которые устремятся в горы, спасаясь от нашей облавы.

– Так точно, господин гауптштурмфюрер, нам объяснили задачу. Половина боевой группы майора фон Дреле патрулирует лес в поисках бандитов, направляющихся к Чреву.

– Я еще раз подчеркну этот момент фон Дреле по рации, но сейчас заявляю вам официально: через два дня мы начнем зачистку, и для нас крайне важно схватить одного конкретного бандита.

– Женщину. Белую Ведьму.

– Да, ее называют именно так. Она здесь. Мы должны ее схватить. Этот приказ поступил от высшего руководства рейха. Обергруппенфюрер СС Гредель будет мужественно рисковать собственной жизнью, чтобы выманить Белую Ведьму на открытое место, и тогда можно будет взять ее живьем. Для вашего подразделения большая честь быть отобранным для этого задания. По– видимому, ваша деятельность произвела впечатление. Дело чрезвычайно важное, поскольку эту женщину необходимо доставить в Берлин, где ее допросят специалисты, которые вытащат из нее все, что ей известно…

– А это кто там? – перебил его Вилли.

– Прощу прощения, не.

– Господи! – пробормотал Вилли. – Твою мать, что здесь происходит?

Только теперь он обратил внимание на одинокую фигуру, неподвижно сидящую на скамье в первом ряду. Обернувшись, Вилли недоуменно уставился на нее.

– Это же генерал фон Бинк! Ради всего святого, что вы делаете с генералом фон Бинком?

– Вас это не касается, оберфельдфебель Бобер. Я распорядился передать вам один «Фламменверфер-41». А теперь будьте добры, возвращайтесь к своим обязанностям и не мешайте мне выполнять свои.

Но Вилли, отстранив его, протиснулся через кучку эсэсовцев и прошел вглубь церкви. Там действительно сидел генерал фон Бинк, распрямив спину. Оказалось, что руки у него связаны за спиной. Без фуражки, в перехваченном кожаной портупеей черном двубортном мундире танковых войск с «Рыцарским крестом» на шее, в галифе с красными генеральскими лампасами, заправленными в начищенные до блеска сапоги. Расстегнутая кобура была пуста.

– Добрый день, оберфельдфебель Бобер, – поздоровался генерал. – Как отрадно снова видеть вас! Я бы встал, но, как видите, в данных обстоятельствах сделать мне это довольно трудно.

– Господин генерал, я… что случилось?

– Судя по всему, – усмехнулся фон Бинк, – эти господа договорились о моем переводе на новое место службы, которым, похоже, окажется преисподняя.