– Камень и дерево разбивает грозная громовая стрела, и камню и дереву тем вовек не срастись, в одно место не сойтись! – завывал голос Звенилы.

Она кричала все громче, пронзительнее, Держимир уже не улавливал связи слов, а только грозные образы вспыхивали и оглушали его, как удары.

– Голос Грома Перунова в колесе, свет от молнии твоей! Вселенная движется и трепетна есть Земля! Колесо Огня по поднебесью мчится!

Молчаливый Зней обеими руками поднял над головой огромный молот и со всего размаха обрушил на каменный жертвенник. Железо с грохотом ударило о камень, посыпались жгучие искры, и в ответ где-то высоко-высоко в темном небе раздался глухой гулкий удар. Дрёмичи по всей земле поднимали головы к кровлям изб, сотворяли оберегающий знак огня: голос Перуна темной глухой осенью был удивительным и пугающим предзнаменованием.

– Голос Грома в колесе! – вопила Звенила, трясясь всем телом, чуть не падая головой в жертвенный огонь.

Напрягая каждый мускул, Держимир силился сбросить чары, вырваться из оков тьмы и огня. Все его существо возмущалось против этого голоса, этих безумных глаз, преследующих его всю жизнь. Неужели так и нужно? Неужели он должен всю жизнь кормить эту женщину своей кровью?

Держимир сам не знал, откуда ему пришла в голову эта страшная и непонятная мысль, но додумать ее до конца он не успел. Голос чародейки внезапно перешел в истошный крик, словно ее рвали на части. Оковы ослабели, Держимир поднял веки. И застыл, не в силах опустить глаз. По черному пространству неба катилось громовое колесо, пламя пылало в нем и жадными языками лизало ночную тьму.

* * *

– Сестричка, взяла бы ты меня за руку! – притворно-жалобно затянул Взорец во дворе, и отроки дружно смеялись в ответ. – Ох и темень же! Хоть бы месяц выглянул!

– Не дождешься – ведь новолуние! – отвечали ему. – А боишься – так посиди дома, а все пироги наши будут!

Светловой смеялся вместе со всеми. На свежем воздухе как-то сразу стало легче, томящая тревога отпустила. Смеяна звонко хохотала, но ее смех звучал лихорадочно и натужно. Она первой сбежала со ступенек крыльца и пролетела через двор, оглядываясь на каждом шагу. Глаза ее светились в темноте ярким желтым светом, и не у одного из отроков мелькнула мысль – как у оборотня. Может, факелы отсвечивают?

– Идите за мной – я не споткнусь! – кричала Смеяна на бегу. – Глядите, скоро снег пойдет – видите, каких туч Стрибог нагнал! Скорее! Скорее!

От нетерпения она подпрыгивала на месте, металась, то бежала вперед, то оборачивалась, призывно махала руками, вертелась, как собака, которая всеми силами зовет хозяев за собой, но не умеет объяснить зачем. Ноги сами несли ее, точно их отталкивала земля, тело сотрясала лихорадочная дрожь, миг промедления казался мучением. Ей хотелось как-нибудь сгрести в охапку всех этих копуш и бежать с ними отсюда. Теперь Смеяна уже не искала объяснения своему беспокойству, а отдалась ему всем существом. Сейчас она понимала, каким образом птицы узнают о приближении мертвящей Зимерзлы и находят дорогу в Ирий. В каждом ее движении скользило что-то звериное; хорошо знакомая девушка вдруг показалась другой, и кое-кто из отроков замедлил шаг.

– Да как же мы домой-то пойдем? – ворчал на ходу Скоромет.

Ему совсем не хотелось идти к Ольховикам, и он пошел только по привычке всегда быть рядом с княжичем.

– А мы вовсе не пойдем! – с наигранной бодростью ответил ему Миломир и хлопнул по плечу. Его сильно тревожило лихорадочное веселье Смеяны, но он старался не подать вида, чтобы не пугать других. – У добрых хозяев ночевать останемся. А, краса-девица? Найдете нам местечко?

Смеяна обернулась, но не успела ответить. Из-за тяжелых снеговых туч вдруг долетел гулкий удар грома. Ошарашенные отроки остановились беспорядочной толпой посреди дороги, на полпути меж воротным проемом и опушкой леса. Грома в конце месяца груденя никогда еще не слыхали, и каждый подумал, что почудилось.

Оживление на лице Смеяны застыло. Начиналось то самое, чего она ждала весь этот томительно-беспокойный вечер. Взгляд ее скользнул по небу, затянутому серо-белесыми снеговыми облаками, глаза сделались огромными. А потом она вдруг закричала.

Отроки разом вздрогнули, по привычке схватились за пояса, хотя оружия на посиделки с собой не брали: таким ужасом был полон ее крик. Ни человек, ни зверь, ни упырь и ни оборотень не мог быть причиной подобного чувства. Вслед за Смеяной отроки вскинули головы.

С темного неба смотрел жуткий пламенеющий глаз. Сжигая снеговые облака, разбрасывая густые клубы пара, из небесных глубин стремительно мчалось огненное колесо. Смотреть на него было больно, оно росло на глазах и меняло цвет, накалялось, как железо в небесном горне: от синевато-малинового к багровому, к ярко-алому, к золотисто-желтому, а по краям его мелькали язычки белого пламени, нестерпимого для человеческих глаз. Раскат грома с каждым мгновением нарастал и усиливался, уши закладывало, и душа холодела от ужаса.

Не отрывая глаз от громового колеса, люди не в силах были даже пошевелиться. Сам грозный гнев небес мчался к ним. Он надвигался, подавлял, прижимал к земле; лиц коснулся горячий ветер, словно чудовище лизнуло пламенеющим жадным языком. Ало-золотой раскаленный шар был уже близко, багровое пламя вилось вокруг него на ветру, как грива бешеного жеребца. Сам воздух, касаясь его, дрожал от боли и уплотнялся, расступаясь.

– Из дома… все… живо! – заорал вдруг Преждан, первым сообразив.

Резким движением вскинув руки, он закрыл ладонями глаза, стряхнул цепи ужаса, опомнился и кинулся назад к хоромам.

– Ты куда! – завопил Скоромет. – Наземь! Пропадем!

Из сеней выглядывали отроки, решившие остаться дома. При виде огненного отблеска в небе лица их искажались ужасом, кто-то пытался броситься назад в дом, но Преждан ворвался в сени и яростно выкидывал оттуда всех подряд, что-то неразборчиво крича. Небывалая опасность придала ему небывалых сил: отроки вылетали с крыльца и катились по земле, как соломенные купальские куклы.

Смеяна визжала, охрипнув, но не в силах остановиться: в ней кричал древний лесной ужас перед небесным огнем, вложенный самим Велесом, вечным и неодолимым противником Перуна. Ей хотелось броситься на землю, обернуться лягушкой, спрятаться под пень, под корягу, на дно болота, только бы укрыться от этого жадного пламени. Без памяти она метнулась к лесу, но Светловой перехватил ее и крепко прижал к себе.

– Нет, под дерево нельзя! Ударит! Убьет! – бессвязно выкрикивал он, дрожа и сам себя не слыша.

Грохот заглушал все звуки и голоса.

– В лес! – истошно визжала Смеяна. – В лес!

Неодолимая сила тянула ее к кромке черных деревьев, их голые ветки махали ей с отчаянным призывом: сюда, сюда!