Светловой посадил Смеяну возле очага.

– Поди скажи людям – пусть по огнищам идут, – велел он городнику. – Хватит на сегодня. Завтра, на новом месяце, веселее дело пойдет.

Городник открыл было рот, собираясь возразить, но с последним доводом согласился и вышел. В гридницу стали по одному заходить отроки, вытирая руки, потряхивая мокрыми после умывания волосами, садились к огню. Почти всем им было веселее работать, чем сидеть без дела в ожидании будущих дрёмических набегов. Увидев Смеяну, все улыбались ей, бросали несколько приветливых слов. Смеяне было хорошо здесь, как будто все они были ее братья, и домой на огнище не хотелось. Наверняка там опять сбежались женихи, и каждый, чтоб их кикимора всю ночь щекотала, припас за пазухой веретено. И каждый норовит сунуть ей это веретено в руки, чтобы на весь вечер приковать ее к прялке. А потом понесет это веретено домой, и там чужие бабки и тетки будут тянуть, теребить, нюхать и жевать нитку, проверяя, хорошо ли прядет будущая невестка и стоит ли брать такую в род. Матушка Макошь! Смеяна вздохнула и поморщилась, словно раскусила кислющую клюквину. Все это – посиделки, прялки, женихи, сговор, свадьба, чужой род, бесконечная возня по хозяйству – для нее были хуже Навьего Подземелья.

Из сеней вошел Миломир, присел возле очага, протянул ладони к огню.

– Хорошо греет батюшка-домовой! – Повернув голову к Смеяне, Миломир подмигнул ей на очаг. – Хоть он у нас и молодой, а спорый!

– Нам сюда такого и надобно! – сказал Кремень. – Глазастого, на ухо вострого, проворного!

– А все же как-то… – Смеяна оглядела светлые и пустые стены и зябко повела плечами. – Пока дом нагреется, дымом пропахнет, пока домовой в полную силу войдет – много лет надо.

– Да где же старого взять? Старые домовые по своим углам сидят, а у нас дом новый – и хозяин новый.

– Есть одно средство, – ухмыляясь, сказал Кремень и подмигнул Смеяне. – Скажи, девица, – если ты в новый дом замуж пойдешь, чуры твои прилетят тебя проведать?

– Я их с собой в укладке привезу! – Смеяна улыбнулась воеводе.

Поначалу она побаивалась, что ее частые появления возле княжича не понравятся его воспитателю, но напрасно. Кремень, как видно, считал, что женитьба княжича – это одно, а любовь – совсем другое, и девушка из рода Ольховиков никак не помешает знатной смолятинской княжне.

– Вот и средство! Женитесь, сынки мои, на здешних девицах – и будет полон дом чуров у вас! А? – Кремень весело оглядел отроков.

– Да мы хоть сейчас! Дело за невестами! – разом ответили Взорец, Миломир, еще кто-то.

– Чего же тогда сидите? – оживленно воскликнула Смеяна. – Пойдемте к нам на посиделки!

– Ой, дай передохнуть! – Кремень махнул рукой. – А там и я, может, соберусь…

Пока варили кашу на ужин, Светловой был молчалив, задумчив и почти не участвовал в общей беседе. Такие приступы задумчивости приключались с ним с самой Купалы, а иногда их сменяли приливы лихорадочной разговорчивости, которая была не лучше. Отроки старались повеселить его, но Светловой не замечал их попыток.

– Ой, что это? – Вдруг Смеяна вскинула голову. – Слышите?

– Что? – Отроки вокруг нее переглянулись, не замечая ничего особенного, и тоже прислушались.

– Плачет кто-то.

Склонив набок голову, Смеяна махнула рукой, призывая отроков помолчать. Все стихли, но слышен был только шум ветра над крышей, легкое поскрипывание половиц.

А Смеяна улавливала где-то в глубине просторного и пустого дома тихий, тонкий плач. Ей вспомнилась кикимора – подпечная жительница могла бы так плакать. Так плачут сквозные щели, непрогретые стены, заброшенный дом со снегом возле порога…

– Дайте поесть огоньку! – сказала Смеяна и сама положила в очаг кусочек хлеба. – Недоволен чем-то домовой. Или…

Она не договорила, смутно чувствуя близость какой-то беды. Новые княжеские хоромы вдруг показались маленькими, хрупкими, как пустая яичная скорлупа. Какая-то большая беда, тяжелая и сумрачная, как снеговая туча, неотвратимо надвигалась издалека. Смеяна колебалась, не зная, рассказать ли, но сама верила своим предчувствиям. Тень беды уже касалась плеча, хотелось обернуться, отодвинуться от нее.

– Ты чего нахмурилась? – тревожно спросил Миломир, внимательно наблюдавший за Смеяной.

– Что-то… Не знаю… – Смеяна досадливо вздохнула, не умея объяснить, посмотрела на Светловоя. – Княжич! Пойдемте, в самом-то деле, на посиделки к нам! У нас домовой веселый, не плачет, а смеется. А у вас тут тоскливо очень!

– Да это ветер! – снисходительно решил Скоромет. – А там, гляди, и дождь пойдет. Очень нам весело будет под дождем по темени целую версту назад шагать!

Смеяна смотрела в огонь на очаге, и пламя, словно ждало знака, вдруг стремительно разрослось перед ее взором, сделалось огромным, неудержимым. Чувство тревоги стало таким острым, что Смеяна не могла усидеть на месте и вскочила на ноги.

– Княжич! – сжимая руки, отчаянно взмолилась она. – Пойдем отсюда! Я что-то недоброе чую! Беда на нас идет! Уйдем отсюда, Макошью и Сварогом тебя прошу!

Отроки переглядывались с вытянутыми лицами: никогда еще они не видели веселой Смеяны в таком испуге. И каждому вдруг стало неуютно в новом, необжитом доме, где даже запах дыма казался чужим.

* * *

На дворе было так темно, что Держимир чуть не споткнулся на ступеньках крыльца. Отрок с факелом шел впереди, освещая князю дорогу, сзади чуть слышно шуршали по промерзшей земле черевьи Дозора и Озвеня. Небо было ясным и черным, без снеговых туч, звезды блестели острыми белыми огоньками. Это тоже, по словам Звенилы, обещало удачу.

Возле ворот святилища виднелась крупная черная тень, какое-то непонятное шестиногое чудовище. Отрок с факелом подошел поближе, и стало видно, что это не одно существо, а два: Соколик и Байан-А-Тан. Баян стоял, обняв жеребца за шею и тесно прижавшись лицом к его морде. Заметив брата, он закрыл глаза и отвернулся, как будто не желал никого видеть.

Держимир с неудовольствием куснул губу. Все семь дней, прошедшие со дня выбора жертвы, Баян оставался хмур и почти не разговаривал с ним. Но не он ведь определяет волю богов!

Кто-то из младших жрецов – Держимир видел только темные фигуры в длинных свитах – отвел в сторону створку ворот, и князь прошел в святилище. Сегодня все было не так, как в велики-дни, когда на общие жертвоприношения покровителю племени собираются огромные толпы. Сегодня здесь были только сам князь и служители богов. Перед большим плоским валуном-жертвенником уже горел огонь, заново добытый жрецами из сухого дерева. Возле огня виднелась могучая фигура Знея; Звенила рядом с ним казалась совсем маленькой. Бросив на нее один взгляд, Держимир старался больше не смотреть на чародейку. Ее лицо было искажено судорогой, в огромных безумных глазах плескались пламенные отблески. На жертвеннике