Они утолили голод фундуком и сушеной шелковицей из пакета. Единственная еда, оказавшаяся в рюкзаках. Выпили воды из фляжек, потом – виски. Костас сделал пару глотков и на этом остановился, чего нельзя было сказать о Дефне. Он в очередной раз заметил, что она пьет слишком жадно, слишком много.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной. – Костас не сводил с Дефне глаз, словно опасаясь, что она в мгновение ока может исчезнуть.

Дефне покачала головой, показав рукой на свободное пространство между ними:

– Куда?

– В Англию. – (В этот момент луна внезапно спряталась за облаками, и Костас едва успел разглядеть, как менялось выражение лица Дефне. Мгновенное удивление, затем уход в себя. Костасу была знакома эта ее манера замкнуться и уйти в глухую оборону.) – Мы можем начать все сначала. Обещаю.

Когда луна снова показалась из-за облаков, Костас обнаружил, что Дефне пребывает в состоянии глубокой задумчивости. Она внимательно разглядывала его: разбитую губу, синяки вокруг глаз, постепенно менявшие цвет.

– Это что… Постой-ка. Ты делаешь мне предложение?

Костас тяжело сглотнул, мысленно ругая себя за то, что не успел подготовиться. Он ведь мог взять с собой кольцо. Он вспомнил ювелирный магазин, возле которого они остановились после посещения ясновидящей. Ему, Костасу, следовало пойти туда прямо на следующий день, но он был слишком занят спасением певчих птиц.

– Я не очень-то умею находить нужные слова, – сказал он.

– Да, я заметила.

– Я люблю тебя, Дефне. И всегда любил. Конечно, мы не можем повернуть время вспять… И я отнюдь не пытаюсь ретушировать прошлое, наши страдания, нашу утрату… Но хочу, чтобы мы дали друг другу второй шанс. – Он внезапно вспомнил о завалявшемся в кармане аммоните. – Скажи, будет очень неприлично, если вместо кольца я подарю тебе аммонит? – (Дефне расхохоталась.) – Прикинь, это морское существо жило миллионы лет назад. По мере того как оно становилось старше, в его раковине появлялись новые камеры. Аммониты пережили три периода массового вымирания, а ведь их нельзя было назвать хорошими пловцами. Однако они обладали потрясающей способностью адаптироваться, их сильной стороной было упорство. – Он протянул ей аммонит. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Англию. Выйдешь за меня?

Она сжала окаменелость, ладонью ощутив ее тонкую структуру.

– Бедняжка Мерьем! Не зря она так переживала, узнав, что ты вернулся. Если мы сейчас это сделаем, моя семья, скорее всего, никогда меня не простит. Папа, мама, двоюродные братья…

– Позволь мне с ними поговорить.

– Не самая удачная идея. Мерьем уже в курсе, но родители ни о чем не подозревают. Допустим, я им все расскажу. Надоело прятаться. И теперь они узнают, что я столько лет врала им, будто Юсуф – отец моего ребенка… А значит, у них были еще более веские причины проклясть меня… Они вряд ли хоть когда-нибудь простят мне, что я оговорила турка, чтобы защитить своего греческого любовника. Ну и кашу же я заварила! – Она провела рукой по волосам и, поджав губы, продолжила: – Впрочем, твоя семья тоже не сильно обрадуется. Твой младший брат, дядя, кузены…

– Они поймут, – нахмурился Костас.

– Нет, не поймут. После того, через что им пришлось пройти, наши семьи наверняка сочтут это предательством.

– С тех пор мир изменился.

– Межнациональная вражда бессмертна. – Она подняла руку с аммонитом. – И лишь добавляет новые слои к затвердевшим оболочкам.

Вокруг повисла звенящая тишина. Подувший из-за деревьев бриз взъерошил кусты, и Дефне невольно поежилась:

– Без поддержки семьи, без страны нам придется ужасно одиноко.

– Все люди одиноки. Мы просто будем это более отчетливо понимать.

– Ведь это ты заставил меня прочесть Кавафиса. Неужели ты забыл своего любимого поэта? По-твоему, можно покинуть родную землю, потому что так сделали многие, а ты не хуже других? Ведь, в конце концов, в мире полно эмигрантов, беженцев, высланных… Обнадеженный, ты разрываешь узы и уезжаешь как можно дальше. А потом в один прекрасный день оглядываешься назад и понимаешь, что узы эти, словно тень, всю дорогу были с тобой. Куда бы мы с тобой ни поехали, этот город, этот остров последуют за нами.

Костас взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев. Дефне носила с собой прошлое буквально под кожей; боль растекалась там, точно кровь.

– Я не очень-то умею верить, – сказала она.

– Да, я заметил.

Он и раньше знал, что Дефне подвержена приступам меланхолии. Меланхолия накатывала на нее чередой последовательных волн, приливами и отливами. Когда появлялась первая волна, едва касавшаяся пальцев ног, она казалась полупрозрачной легкой рябью, а потому не было особого греха в том, чтобы счесть ее незначительной, преходящей, исчезающей без следа. Однако за ней следовала новая волна, высотой по щиколотку, потом – другая, уже по колено. Дефне прямо на глазах погружалась по шею в жидкую боль и начинала тонуть. Именно так депрессия и засасывает человека.

– Ты уверен, что хочешь на мне жениться? – спросила Дефне. – Ты ведь знаешь, у меня нелегкий характер, и я…

Он закрыл ей рот ладонью, впервые не дав договорить:

– Еще никогда в жизни я не был так уверен. Но это нормально, если тебе нужно время, чтобы подумать… или отвергнуть меня.

Она улыбнулась. Затем наклонилась поближе, ее дыхание щекотало ему кожу.

– В этом нет нужды, дорогой. – В ее голосе проскользнула тень смущения. – Я всегда мечтала выйти за тебя замуж.

Или потому, что все слова были сказаны, или потому, что влюбленные в этом сейчас нуждались, они какое-то время молчали, слушая звуки ночи, чутко реагируя на любой хруст и шелест.

– Я бы хотел кое-что сделать перед отъездом, – наконец заговорил Костас. – Хочу сходить в таверну. Посмотреть, как поживает старое фиговое дерево.

Если кого-то из насекомых определенно нельзя обойти вниманием, рассказывая историю нашего острова, так это муравьев. Мы, деревья, им очень многим обязаны. Да и люди тоже, коли на то пошло. Тем не менее люди считают муравьев ничтожными, не имеющими особого значения. Впрочем, как и все, что находится у них под ногами. Но именно муравьи поддерживают, аэрируют и улучшают качество земли, за которую так неистово боролись греки и турки. Кипр принадлежит и им.

Муравьи – это выносливые труженики, способные нести груз, в двадцать раз превышающий массу их тела. У них не только самая высокая продолжительность жизни по сравнению с большинством насекомых, они еще и самые умные, по моему мнению. Вы когда-нибудь видели, как муравьи тащат сороконожку, или объединяются против скорпиона, или съедают целого геккона? Зрелище столь пугающее, сколь и завораживающее: каждое их действие идеально синхронизировано. Что происходит в голове отдельно взятого муравья в такой момент? Откуда у него подобная внутренняя убежденность, решимость вступить в бой с куда лучше оснащенным врагом? Обладая обонятельной памятью, муравьи способны распознавать следы по запаху, унюхать незваного гостя из другой колонии, а оказавшись далеко от дома, муравьи могут найти обратную дорогу. При возникновении на их пути препятствий – трещины в земле или упавшей ветки – муравьи их с успехом преодолевают: они строят мост из собственных тел, цепляясь друг за друга, подобно умелым акробатам. Все свои знания они передают следующим поколениям. Знание не является личной собственностью. Ты его получаешь, ты его возвращаешь. Таким образом, колония помнит то, что отдельные ее члены давно забыли.