Уже вечером планировал выйти с войском и король. Согласно расчётам Лерой IV должен был подойти к замку Грейворков на сутки позже нашей кареты, но двигаться быстрее внушительное войско просто не могло.

Одновременно с этим во все концы Эрхейвена отправили сотни гонцов. Всем магам и всем вассалам с дружинами приказано было как можно скорее прибыть к рейфоргским границам Эрхейвена.

— А что, если кто-то вздумает заключить с колдуном союз? — предположил усатый граф на Совете.

— В посланиях надо упомянуть, что нежить не контролирует жажду крови и голод, — произнёс тогда Дориан. — Большая часть чудовищ попросту не разумна. От них нельзя откупиться. С ними нельзя договориться. Лиар, конечно, способен контролировать какую-то часть монстров, но не все свои полчища.

Когда мы выехали из Эйвы, над Эрхейвеном занимался рассвет… Люди просыпались, начиная день, кто с приготовления каши, кто с чашки кофе и важных писем, кто с заботы о скотине, а кто-то просто смотрел на розовые облака, лёжа в повозке.

За прошедшую ночь все устали, поэтому ехали молча. Ильмих уснул, Вирджиль глядел в окно. Мы с Дорианом сидели рядом обнявшись. К слову, Вирджиля это не удивляло, ведь он считал нас супругами. Дориан, видимо, списывал мою потребность в объятьях на испуг, мне ведь и правда было, чего бояться…

Правда же лежала гораздо глубже.

Всё это время я помнила о перстне, который тайком передал Лиар, влезший в тело Оракула.

Ещё во дворце отойдя в дамскую комнату, я хорошенько рассмотрела его. Удивилась и величине, и чистоте драгоценного камня. И теперь не сомневалась: в моём кармане лежала, возможно, самая дорогая вещь в Эрхейвене — амулет, способный открыть портал в родной человеческий мир.

Вот только я не торопилась надевать его.

Говорить о нём Дориану тоже не спешила. Ведь если вампир узнает, тотчас отправит меня домой. И со мной не пойдёт — не сможет бросить людей.

А я… не хотела расставаться с Дорианом.

Да, это было безумие. На дорогах всё ещё было опасно, впереди — полчища нежити. Я прекрасно понимала — несмотря на браваду Лероя IV и безусловную поддержку Совета, шансы эрхейвенцев против Лиара невелики.

Этот мир стал для меня смертельно опасным. Надо было возвращаться домой. А я уговаривала себя: ещё немного… ещё час… ещё полчаса…

Быть рядом с ним… лежать на бархатном камзоле, чувствуя, как поднимется грудь от мерного дыхания, и поглядывать украдкой на короткую бородку, кончик носа и завиток, упавший на лоб… Взять за руку. Признаться себе, что прикипела всей душой к иномирному графу…

О будущем Дориана и всего Вархилла не могла даже думать. Страх и невыносимая тоска скреблись в груди, жгли линию ресниц, рвались наружу словами, которые ему не стоило слышать… никому не стоило слышать…

Лошади мчались, занавески на окошках покачивались.

Когда Дориан уснул, его дыхание замерло, сердце остановилось, и рука, которая до того лежала на моём предплечье, безжизненно скользнула вниз, я неслышно заплакала…

Глава 67 Принесёт ли это какую-то пользу?

Птица

Вот уже несколько дней я, как безумная, носилась над Чёрным замком, не в силах покинуть сие ужасное место и без возможности вспомнить: что именно должна здесь доделать?

Большую часть времени тратила на выживание. Да, я выглядела, как обычная птица, летала, как птица и, в сущности, являлась птицей. Но оборотню с заключённым внутри человеком, требовалось гораздо больше еды, чем пара крошек и червячок.

Мучительным было и желание сбросить личину, обернуться человеком, расправить плечи и коснуться ногами земли. Я не могла этого сделать. Понимала, что нельзя, но не понимала, почему?

Кажется, на третий день или на пятый — я плохо осознавала время, ибо слишком долго пробыла в птичьем теле с птичьими мозгами — подслушала один разговор:

— Что делаешь, Чезара? — спросил старик.

— Выбираю платья, — проскрипела в ответ Чезара.

Да, эту ведьму звали Чезара. Она злая. Надо не забыть.

— Зачем? — удивился старик.

— Когда Лиар доберётся до Эйвы, он устроит там бал… Скажи ему, Гурдахар, чтобы в этот раз оставил чуть больше человеческих швей. Все мои платья никуда не годятся.

Значит старика зовут Гурдахар, он творит тела для нежити, и это тоже важно.

— Швей? А что насчёт пахарей, прядильщиц и ткачей? А ещё пекарей? — усмехнулся старик. — Очнись, Чезара, наш путь завершён. В новом мире не останется места для такой глупости, как новые платья и туфли. Потому что не останется существ, способных произвести всё это… Да и балов не останется. Потому что балы нужны людям. Людям, Чезара, а не нежити.

— Думаешь, будем ходить в чём мать родила? — хохотнула ведьма, добавив мечтательно: — Я бы поглядела снова на твоё молодое тело.

— Глупая баба, — крякнул Гурдахар. — На твоём месте я бы подумал о том, как сохранить рассудок.

— Мой рассудок всегда при мне.

— Да, пока его не затмит жажда крови… Кстати, Лиар часто обещает обратить нас в вампиров, но никогда не говорит, что станет, когда люди закончатся. Всегда избегает этой темы…

— Наш господин достаточно умён, чтобы продлить жизнь себе, а значит и нам.

— Зачем мы ему, Чезара? Теперь у него достаточно нежити, чтобы захватить и Эрхейвен, и оставшийся мир. А ещё достаточно знаний и сил, чтобы не нуждаться в каких-то там ведьмах и таком, как я.

— Ах, Гурдахар… без нас он заскучает, — проскрипела ведьма.

— Не в ближайшую сотню лет.

— Рано или поздно даже сотня лет закончится.

— Это если мы протянем ещё целый век, — пробубнел мастер над нежитью.

Сквозь мутный от грязи витраж я видела, как тяжело он поднялся со стула и как схватился за поясницу.

— Что, разваливается двухсотлетнее тело? — без сочувствия отозвалась Чезара.

— Поможешь снять боль? — сморщил мясистый нос Гурдахар.

— Не могу… Пока не могу. У самой резервы на исходе, — горько вздохнула Чезара и процедила: — Скорей бы уже Лиар проткнул эту проклятую куклу Магнарихи иглой. Скорее бы прорвали защитную сеть. Как легко нам станет, как хорошо!

Иглой! Меня будто молнией ударило.

Не помня себя от радости, вспорхнула и помчалась к нужной башне, к тому самому окну, где пряталась моя свобода…

Но какого же было моё разочарование, когда нужное окно оказалось закрытым!

Отчаяние горячей волной окатило маленькое сердечко. Однако я решила не сдаваться, и принялась осматриваться. Вскоре моё усердие было вознаграждено — в башне оказался старый дымоход. Когда-то его забили досками, но доски прогнили, ввалились, и теперь такой нужный проход зиял в чёрной чешуе