Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как она отзывалась о Большой Медведице — волосы дыбом встанут, — добавил Жан. — Как ругала систему питания в созвездии Водолея!
— И представьте себе, — сказал Геннадий, — в продолжение всего этого разговора она сидела у Андромедова на коленях, почесывала его за ухом, а он жмурился от удовольствия и молчал. Она всю нашу родную галактику, можно сказать, грязью облила, а он и не пикнул. Что вы на это скажете?
— Предатель! — в один голос произнесли Степан с Алексеем.
— Ренегат! — вставил Михаил, любивший замысловатые словечки.
— Да, может, еще одумается, — сказал оптимист Левушкин. — Поживут, поругаются, а через годик-другой, глядишь, снова потянет Петю к звездам.
— Нет, зря вы так, ребята, — сказал Джим. — Не надо его осуждать. Любовь — это, знаете ли, чувство! Со мной вот тоже случай был. Вы про планету Роз слышали?
Присутствующие переглянулись и насторожились.
Джим был самым опытным и самым старшим из собравшихся. Его уважали как ветерана космоса, ценили, но рассказы его почему-то часто внушали недоверие. Не то чтобы кто-либо сомневался в правдивости Джима, просто его манера изложения несколько раздражала молодежь, часто о самых невероятных событиях он говорил как о чем-то скучном, давно уже всем известном и осточертевшем своей будничностью и тривиальностью. Поэтому Левушкин с некоторой опаской поддержал разговор, не зная, куда эта новая история может завести старика.
— Вообще-то, — сказал Левушкин смущенно, — ходили какие-то слухи несколько лет назад, но в чем там было дело, уже не помню. Цветы росли какие-то, что ли?
Джим довольно хмыкнул.
— Все правильно, — сказал он, — цветы. Мы с Бобиком вдвоем эту планету открыли, а если говорить более точно, переоткрыли. Бобика, надеюсь, все знают? — спросил Джим, указывая пальцем на огромного черного ньюфаундленда, лежавшего у его ног.
Собака, услышав свое имя, подняла голову и посмотрела на хозяина, Джим кончиком пальца погладил Бобику голову, и пес успокоился. Слушатели замерли.
— Почему вдвоем? — спросил нетерпеливый Михаил, — Обычно исследовать планеты отправляют группу людей.
— Все верно, — сказал Джим. — Я тогда летал на двухместном звездолете-малютке класса «Поиск». Была как раз середина года — время отпусков, людей не хватало, а план надо было выполнять. Мой напарник в то время приболел, а я слонялся без дела, ждал, когда его выпишут из госпиталя. Вот тогда-то Судаков и припер меня к стене. Что у нас за руководитель — вы знаете: своего всегда добьется, душу из тебя вынет, а добьется. Вот он и насел на меня.
«Ты, — говорит, — опытный, у нас здесь несколько звездочек числится, а слетать к ним некому, так вот неплохо было бы тебе прошвырнуться, кости поразмять, нечего без дела на базе сидеть. Ты и один, без штурмана, справишься.»
Я, конечно, отбрыкивался как мог, но в конце концов согласился. «А, — думаю, — где наша не пропадала». Одному даже интереснее. Взял с собой Бобика, погрузился и попер. И ничего — справился: одну звездную систему одолел, другую. Уже в самом конце маршрута подлетаю к одной хиленькой звездочке, она немножко в стороне от основной группы была. Смотрю, а там и делать-то у нее нечего. Всего одна планета. Правда, планета интересная, земного типа, с кислородом в атмосфере, с мягким климатом и с растительностью.
Сделал я несколько витков вокруг планетки, все выбирал подходящее место для посадки. И вдруг замечаю ближе к экватору этакое овальное пестрое пятно. Заинтересовало оно меня. У планеты этой во всех других местах был ровный растительный покров, и это пятнышко никак не вписывалось в общую картину. Было такое ощущение, словно у планеты на физиономии росла бородавка радиусом в несколько сотен километров. В общем, недолго думая, посадил я свой звездолетик в самом центре этого пятна. Выпустил роботов, скафандр надевать не стал, поскольку воздух, если верить приборам, был великолепный, и ничего враждебного не обнаруживалось. Я просто вкатил себе и Бобику по порции вакцины от разных вирусов, и вылезли мы наружу. Осмотрелся: кругом заросли каких-то цветов, подозрительно похожих на розы, и ароматы вокруг такие, что Бобик мой в минуту одурел и давай круги вокруг корабля выписывать и все эти цветочки нюхать. Я тоже принюхался — пахнут розой, но я не большой спец в области запахов и цветоводства, поэтому хоть и удивился, вдруг, думаю, действительно розы, решил не спешить с выводами. На базе, думаю, разберутся, что к чему. Условия схожие с земными, почему бы и не развиться одинаковым почти видам растений. Правда, схожесть схожестью, но не до такой же степени, и неясно, почему только розы растут, а не кактусы и не капуста. Словом, немного меня эти цветы встревожили, но раздумывать было некогда, надо было собирать данные. И я занялся сбором образцов и сведений по планете.
Собрал пробы грунта, образцы растений, букашек. На горизонте заметил какие-то скалы, образцы горных пород этого района решил взять. Вытащил из звездолета вездеходик, уселся в него — и к скале. За четверть часа добрался, остановил вездеход и полез камушки собирать. Образцы собираю не торопясь и вдруг слышу, Бобик что-то облаивает впереди. Подхожу я к нему и не могу понять, что его взволновало: стоит перед отвесной гранитной стеной, морду задрал и заливается. Я ему крикнул, чтобы замолчал. Не слушается, тогда я тоже задираю голову, и тут у меня чуть с сердцем не стало плохо. Смотрю: метрах в пяти надо мною во всю стену плазменным резаком надпись: «Коля плюс Вера, две черточки…» Надеюсь, вы не забыли, что стоит во второй части этого уравнения? Да… Я так и сел. Бобик, правда, не на саму надпись тявкал, а на какую-то птицу, которая на знаке равенства гнездо свила, но дела это не меняло. Все было ясно — меня опередили. И, если судить по количеству разросшихся цветов, мой предшественник опередил меня лет на двести.
«Тоже мне, — думаю, — садовод-любитель, розы, видите ли, выращивать здесь надумал. И еще это уравнение. Мальчишество…»
Вообще-то, я против таких росписей на памятниках архитектуры, на всяких там причудах природы в разных уголках Земли. На Земле ведь каждый столб подобной чепухой исписывают, и с этим надо бороться, поскольку глупо это, а здесь, на далекой планете, на скалах, утопающих в розах, это было откровением, символом, чудом, если хотите.
И вот сидели мы с Бобиком и смотрели на эту надпись. И стало мне грустно.
«Надо же, — думаю, — какой-то неведомый Коля притащился в такую даль, на другой край галактики, чтобы оставить здесь такой наивный и вместе с