— Меня удивило, до какой степени Лаура опекает и защищает этого Парсонса. Куда больше, чем Рози. Я даже стал задаваться вопросом: уж не состоят ли они в тайной связи?

— Они? Да ты шутишь… — рассмеялась Грейс. — Я уверена, что между ними ничего нет. Просто она, вероятно, заметила, что он в последнее время находится в подавленном состоянии. Я думаю, что Лаура и вправду беспокоится о людях, которые, так сказать, находятся в ее сфере ответственности.

— Очень может быть… Итак, когда я могу увидеть Рози?

— Она сказала, что с этим есть трудности. Лаура уже расспрашивала ее по поводу тебя. Она думает, что Лаура попросила девушек из обслуживающего персонала за ней приглядывать. Но Рози в любом случае увидит тебя завтра на сеансе акупунктуры. Вот тогда вы и поговорите.

— Ох, только не это, — простонал Брок.

— А в чем дело?

— В этой самой акупунктуре. Как-то она на меня странно действует. Во время первого сеанса я вообще потерял сознание.

— Не может быть!

— Еще как может. Главное, я не знаю почему. Мне и второй раздался с большим трудом. Кроме того, за последние два дня я здорово ослабел. Я бы подумал, что у меня начинается грипп, если бы не одна пациентка. Она заявила Бимиш-Невиллу, что чувствует себя хуже, чем неделю назад. На это он ей ответил, что так и должно быть.

Грейс бросила на него озабоченный взгляд.

— Ты уж меня извини. Я такая эгоистичная. По идее тебе следовало в этот уик-энд хорошо отдохнуть.

— Не смеши меня, Грейс.

Если бы не встреча с Рози, Брок не пошел бы на дневной терапевтический сеанс. После утреннего сеанса остеопатии у него болела спина и он едва мог сгибаться. Но еще больше его беспокоили головные боли и головокружение, которые накатывали на него волнами в течение последних нескольких дней и которые он воспринимал как свидетельство начинающегося у него гриппа. Его желудок представлялся ему каким-то инородным телом, а глаза все чаще застилала мутная пелена. Мысль о новом сеансе акупунктуры приводила его в ужас, но так как Рози выразила наконец желание с ним переговорить, он считал, что просто обязан там быть. Бимиш-Невилл перенес сеанс на час раньше, и теперь Броку должны были делать акупунктуру в то время, когда все остальные пациенты отдыхали. Брок подозревал, что добрый доктор хотел таким образом избежать ненужной огласки и разговоров в том случае, если он снова отключится. Мрачное чувство обреченности, которое он испытывал, усугублялось мрачным состоянием природы: солнце закрыли черные снеговые тучи, и над Стенхоупом сгустилась тьма.

Ожидавшая его в кабинете акупунктуры Рози определенно нервничала. Она избегала на него смотреть, особенно когда в кабинет вошел Бимиш-Невилл и занялся приготовлениями к процедуре. Бимиш-Невилл был молчалив и держался с Броком подчеркнуто официально, даже строго. Если бы Рози не пригласила его на разговор, он решил бы, что она нажаловалась на него директору. Впрочем, на него могла нажаловаться и директорская жена.

Брок, стремясь разговорить Бимиш-Невилла, услышать интонации его голоса, с самым беззаботным видом спросил:

— Сколько иголок вы воткнете в меня сегодня, Стефан?

Прежде чем ответить, Бимиш-Невилл довольно долго молчал, а когда наконец заговорил, его ответ показался Броку на редкость зловещим.

— Столько, сколько вы в состоянии вынести. Кажется, уже пора перестать с вами миндальничать.

Брок перекатился на живот и закрыл глаза. Его начал пробирать озноб еще до того, как в него вонзилась первая иголка…

Когда он снова открыл глаза, то почувствовал, что полностью дезориентирован. Первое, о чем он подумал, когда вновь обрел способность мыслить, было: «О Господи! Опять отключился».

Он усиленно замигал, силясь понять, что происходит, но вокруг было слишком темно. «У меня потемнело в глазах. Ничего не вижу. К тому же я забыл взять с собой очки…» Голова кружилась, мозг то включался в работу, то вдруг снова отказывался функционировать. Конечности сводило сильнейшей судорогой, но они не двигались. «Господи, я парализован, эти люди вызвали у меня паралич». Он отчаянно напрягался, пытаясь пошевелить ногами, затем ощутил легкий толчок, а в следующее мгновение почувствовал, как сдвинулась с места кушетка на роликах, на которой он лежал. Неожиданно он осознал, что вновь обрел способность двигаться. «Слава Богу!» Одновременно он понял, почему вокруг так темно: электричество не горело и свет мог поступать в помещение только сквозь единственное подслеповатое оконце, пробитое под потолком в каменной стене полуподвала, но из-за непогоды на улице тоже было темно, хотя стояла только вторая половина дня. Но в самом ли деле сейчас еще светлое время суток? Признаться, он не имел об этом ни малейшего представления. После лечебных процедур спина у него болела так, что он едва мог приподнять голову и пошевелить рукой, чтобы взглянуть на часы. Когда ему наконец удалось бросить взгляд на циферблат, стрелки показывали два сорок. Он находился в обмороке двадцать минут или чуть больше.

Но куда все подевались? Не могли же эти люди оставить его в таком беспомощном состоянии в одиночестве? Или Бимиш-Невилл и Рози решили, что он и так оклемается и тратить на него время не имеет смысла? Он снова опустил голову на руки и еще немного подождал. Откуда-то издалека до него доносились приглушенные звуки музыки. Может, из гимнастического зала? Или из комнаты для релаксации? Или музыку включила кухарка, чтобы ей было веселее готовить очередное чечевичное суфле? Потом он ощутил позыв к рвоте и понял, что надо что-то предпринимать, поскольку долго оставаться в нынешнем положении он не сможет. По крайней мере они могли бы не выключать свет, подумал он.

Он с трудом присел на кушетке и, поругивая болевшую спину, спустил ноги на пол. Когда он попытался на них опереться, их снова свело сильнейшей судорогой, и он откинулся на кушетку — но только на мгновение, так как ощутил болезненные уколы в спине и поторопился принять вертикальное положение. «Вот черт!» Он завел за спину немеющую руку и нащупал торчавшие у него из кожи иголки. При более тщательном исследовании выяснилось, что их около дюжины, возможно, больше, и что они идут в два ряда вдоль поясницы.

Он с минуту подождал, когда восстановится сила в ногах, проверил их на прочность, попеременно перенося тяжесть тела то на одну, то на другую конечность, слез с кушетки и потянулся к полотенцу, лежавшему поперек кушетки в ногах. Полотенце показалось ему тяжелым и каким-то странным на ощупь. Впрочем, ему казалось странным все, что с ним происходило и его окружало. Проковыляв к двери, он обнаружил, что она заперта. Большой ключ торчал из замочной скважины. Он повернул его, открыл дверь и замигал от ударившего его по глазам яркого света в коридоре.

Стоя в дверном проеме и пытаясь встряхнуться, избавиться от тумана в голове, он увидел двух пожилых леди, которые шли по коридору со стороны западного крыла. Неожиданно они остановились и уставились на него во все глаза, приоткрыв от изумления рты. Потом одна из них пронзительно закричала, а другая рухнула на пол в глубочайшем обмороке. Секундой позже в коридоре возник силуэт бегущего терапевта-мужчины; услышав крики, он поспешил на помощь и тут увидел Брока. В своих показаниях, данных позже полиции, он описывал состояние, в котором находился Брок, когда он его заметил. По его словам, тот как-то странно сутулился, нетвердо стоял на ногах и вообще производил впечатление человека, только что пережившего несчастный случай, а вся его спина была утыкана иголочками для акупунктуры. Но прежде всего терапевт увидел кровь, много крови, которая покрывала руки Брока, стекала у него по ногам и капала с полотенца, обернутого вокруг бедер, пачкая лежавший на полу ковер.