Впрочем, оправдание это больше было рассчитано на журналистов и вечно брюзжавшую оппозицию, особенно прокоммунистическую. Сам же Черчилль прекрасно осознавал: будь его воля, он бы, по «восточным заветам», вообще предпочел стервятником отсидеться «на вершине скалы, в ожидании, когда дерущиеся в долине хищники окончательно истощат и погубят друг друга».

Единственное, что подгоняло Уинстона, — уже сейчас русские реально угрожали поглотить большую часть Западной Европы, чего допускать никак нельзя было. Нет, этого просто нельзя допустить, поскольку на самом деле речь шла о том, что данная часть Старого Мира подпадала не только под влияние собственно русских, с чем еще как-то можно было мириться, — она становилась вотчиной коммунистов. А это уже серьезно смещало акценты в вопросах безопасности Британии. Это еще как смещало все мыслимые акценты! Разве решительное приближение идеологии красных к границам Британской империи не столь же решительно активизировало ее внутренних врагов?!

Едва он уселся у зажженного камина и, укрыв колени толстым шотландским пледом, закурил сигару, как из-за темно-зеленой портьеры, из своего «укрытия», появился его личный секретарь Крите.

— Адъютант генерала О’Коннела доставил новые материалы.

— ...Генерала О’Коннела? — не без какой-то скрытой иронии удивился Черчилль.

— Видите ли, сэр, они касаются, известной вам подземной базы «СС-Франкония».

— Теперь вы понимаете, Крите, сколь неудачным было ваше вступление в этот разговор? Вы начали с имени известного нам генерала, вместо того, чтобы сразу же упомянуть неизвестную нам подземную базу СС, на которую фюрер возлагает какие-то особые, только ему известные и понятные надежды.

— Хотя и отдает себе отчет, что наземная зона этого «Лагеря дождевого червя» уже через месяц-второй окажется занятой русскими и союзными им польскими войсками так называемой Армии Людовой.

Черчилль аристократично изъял изо рта сигару, отпил кофе из заранее поставленной ему большой, уже остывающей чашки и спросил:

— А кто решается утверждать, что Гитлер хоть в какой-то степени отдает себе отчет в реальности подобного развития событий? Вы или генерал О’Коннел?

— Скорее, генерал, — вежливо склонил голову себе на плечо тайный член ордена иезуитов Крите. И только теперь положил папку с донесениями и аналитической запиской генерала на низенький приставной столик, расположенный слева от кресла.

Черчилль разочарованно повел перед своим лицом дымящей сигарой и саркастически сморщил левую щеку. В такие минуты выражение его лица напоминало выражение лица ростовщика, обличившего своего очередного просителя в полной неплатежеспособности. Вот почему оно было хорошо знакомо и понятно каждому, кто более или менее часто общался с сэром Уинстоном.

— Данные подготовлены польской разведкой?

— Источники разные, — уклончиво ответил Крите.

Личный секретарь знал, что Черчилль не очень-то любил, когда в беседе с ним кто-то ссылался на польскую разведку и вообще на какие бы то ни было «польские источники». И не то, чтобы он очень уж не доверял полякам, просто считал унизительным для себя ссылаться на представителей страны, которая еще недавно мнила себя империей, но которая оказалась совершенно не подготовленной для защиты своей территории и своего народа.

— И... что там? — ткнул премьер сигарой в сторону папки.

— Вы спросили об источниках. Так вот, основным из них стала опытная разведчица, которую в ведомстве генерала О’Коннела склонны сравнивать с Мата Хари...

Услышав имя известной «девы разведки», Черчилль резко повернул голову, чтобы видеть лицо стоявшего в двух шагах от столика «придворного иезуита», как однажды назвала Критса одна из оппозиционных газет. Причем прозвище тут же прижилось, правда, не при монаршем дворе Британии, а всего лишь при «дворе Черчилля».

— Мне безразлично, с кем сравнивают эту леди в ведомстве О’Коннела. Как только наши «гончие» оказываются на информационной мели, они тотчас же ударяются в лирику и сантименты. Кто она, эта последняя надежда английской военной разведки?

— Известна только крайне узкому кругу лиц и только под кодовым псевдонимом «Герцогиня».

— Что это вы приумолкли, Крите? Пытаетесь выяснить, могу ли я входить в тот крайне узкий круг лиц, которому ведомо о появлении некоей «Герцогини»?

— Всего лишь обрисовал ситуацию, сэр.

— Какую еще ситуацию, Роберт? — Если сэр Уинстон вспоминал имя Придворного Иезуита, это всегда было не к добру, а потому всегда невовремя. — Даже если бы сам О’Коннел имени её не знал, вам, мой придворный иезуит, оно было бы доподлинно известно.

— Естественно, — не без гордости подтвердил Крите. — Настоящее имя этой леди — Софи Жерницки.

— Еще одно дитя Речи Посполитой?

— Нет, эта, судя по всему, не из поляков, скорее из русских. До войны была близка к церковному клиру и к творческому бомонду юга России. Умна, красива, достаточно образованна. Мило, на доверительно интеллигентском уровне сотрудничала с НКВД...

— Это с церберами из НКВД, — не поверил ему Черчилль, — «мило» и «на доверительно интеллигентском уровне»?!

— Предполагаю, что да, — не позволил Придворный Иезуит сбить себя ни с нити рассказа, ни с настроения. — Завербованная румынской контрразведкой, охотно прошла краткосрочные курсы осведомителей сигуранцы, затем обучение в лучшей разведшколе Румынии, и наконец — в элитной разведывательно-диверсионной школе, опекаемой Отто Скорцени.

— Даже так? — уважительно прокряхтел Черчилль. — Ну, если наша леди прошла даже такую выучку...

Ни для кого не оставалось тайной, что к обер-диверсанту рейха он относился с особой благосклонностью. Критсу даже пришлось несколько раз готовить для него специальные подборки материалов, при этом Придворный Иезуит не сомневался, что Скорцени уже интересовал его патрона не как премьер-министра, а как литератора, и не исключал, что после войны Отто может стать героем одного из исторических очерков сэра Уинстона.

Правда, Критсу не раз приходило в голову, что уважение это было тайной благодарностью Черчилля обер-диверсанту рейха за спасение им Муссолини, чьим поклонником премьер длительное время оставался. Но это уже существенного значения не имело.

— Фольксдойче, — продолжил Придворный Иезуит представлять восходящую звезду «Сикрет Интеллидженс Сервис». — Судя по всему, из тех, кому этот статус присвоили исключительно за заслуги перед рейхом. Имеет чин обер-лейтенанта но при этом является агентом СД, то есть службы безопасности СС. Получила доступ к апартаментам Геринга и, как твердит молва, к телу Шелленберга. Дважды была на приеме у Гиммлера. Дружна со Скорцени. Рейхсмаршал авиации пользуется её услугами как знатока и ценителя изобразительного искусства.

— Стройность ножек и прочие изыски ее тела меня не интересуют, — предостерегающе проворчал Черчилль, давая понять, что пора переходить к более полезным сведениям.