– Не бойся! Не нужна мне твоя смерть! Была бы нужна, я бы привела тебя к ней тихо, на цыпочках, безо всякого цирка на крыше, без толпы. Веришь? – Марийка задорно подмигнула.

– Верю, – ответил Аким, кивнув. – Все же почему ты не ушла?

Марийка замялась, словно не решаясь, с чего начать, накручивала на палец волосы, теребила оборки платья.

– Знаешь, – начала она тихим голосом, и Акиму пришлось напрячь слух, – все решилось там, на крыше. Когда свет гаджетов собирал силы освободившегося сознания захваченной зрелищем толпы, затягивая в воронку, где с всевозрастающей мощью циркулировала энергия, призванная стать моим трамплином для прыжка на ту сторону жизни, что грезилась мне в разноцветных снах среди унылой пустоты, тот же свет слепил и меня, настойчиво посылая отражения. Волей-неволей мне пришлось открыть глаза и увидеть послания. В отражении миллионов экранов я увидела ваш мир: яркие вывески, кричащие наряды, одинаково улыбающиеся одинаково ровной белозубой улыбкой лица, пышущие здоровьем детские мордашки, молодые и красивые парни и девчонки, не знающие нужды, рассекают на шикарных тачках по просторным хайвэям под ритмичный бит – не мир, а какой-то потрясающе вкусный торт, который так и тянет попробовать! Мне оставалось лишь взойти на трамплин, оттолкнуться и совершить прыжок. Но крупица недоверия к увиденному удержала меня от решающего шага. Как известно, если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, значит, это – неправда! Слишком уж подозрительным и неправдоподобным представлялся всеобщий культ успеха и процветания. И я решила вглядеться пристальнее, копнуть глубже. Зеркала отражали друг друга, образуя коридор, – коридор отражал то, что скрыто – что не выводят на экран. Осторожно я заглянула в коридор – тоска, несчастье, бессилие, безнадега и оттого холод, мрак, пустота. Ваш мир, куда я так стремилась, на поверку оказался кондитерской оберткой, культивируемой посредством бесчисленных картинок самими приверженцами этого культа, посвятившими себя служению ему, не ведая, что суть их служения сводится к одной-единственной цели – маскировке пустоты. Для этого они продолжают постить, лайкать замыленные фальшью картинки, упаковывая пустоту в разрисованный белоснежный картон, перевязывая атласной лентой. Я рассудила, что нет смысла менять пустоту зазеркалья на пустоту вашего мира. Мне напрочь расхотелось становиться его частью. Мне отнюдь не улыбалась перспектива утратить память об обретенных в зазеркалье знаниях ради того, чтобы пуститься в странствия по аллеям мертвых душ. В общем, я сделала выбор.

«Как быстро она вычислила суть», – подумал Аким.

– И еще… я вспомнила…

– Что вспомнила?

– Не важно, – ответила Марийка, опустив глаза.

– Надолго ты вернулась? – спросил мальчик.

– Пока не обрету цель… – туманно ответила умная девочка.

– Ты обещала указать путь! – вспомнил Аким о насущном. – И дело не в белом паруснике, верно?

– Нет, дело как раз в нем. Просто чтобы добраться до него, ты должен пройти свой путь здесь, по этой земле. Только не подумай – твой путь не ведет на крышу!

– Так укажи мне путь!

– Без проблем! – улыбнулась Марийка, смешно тряхнув кудрявой головой. – Я дам направление и подсказку, но пройти путь должен ты сам.

– Это я уже слышал. Не тяни! – с некоторым раздражением произнес Аким.

– Кучка уродов мешает жить. Смешно!

Мальчик не смеялся.

– Взгляни на себя – ты сам смешон со своими бесконечными мыслями о них! Ежесекундно ты вызываешь их в своей памяти; не успевая уничтожить, ты возрождаешь их к жизни.

– Что мне делать? Перестать думать о них? «Тебе должно быть все равно», – так говорит Марианна. Но им-то не все равно. Мое спокойствие их только бесит.

– Марианна много думает, – повторила девочка, – говорит не то, а ты понимаешь не так. Эти уроды наводнили твои мысли, и ты не перестаешь прокручивать их в своей голове. Перестань воскрешать уродов! Уроды – не снаружи, а внутри, снаружи – всего лишь их отражения! Все, что от тебя требуется, – убить урода в самом себе. Прекрати думать о себе как о жалком отщепенце! А если не можешь думать по-другому, не думай вообще! Переключись! Найди занятие по душе, то, что займет твои мысли и вместе с тем подарит радость, придаст сил, вместо того чтобы отнимать их.

Аким и Марийка пристально смотрели друг на друга через зеркальную пелену. Мальчик думал, девочка улыбалась, ее глаза лучились спокойствием и совсем не детской мудростью.

– Если я правильно понял, только что ты дала направление, – нарушил тишину Аким. – А на подсказку я могу рассчитывать?

Марийка подняла перед собой указательный палец:

– Вспомни, не далее как сегодня ты повстречал того, кто мог бы завладеть твоим вниманием, кто нуждается в тебе, и ты сам пока не представляешь, насколько нуждаешься в нем. Загляни в свою душу – так ты вспомнишь и найдешь ответ.

* * *

Тягостное безмолвие царило в покинутой учениками школе, когда Аким оставил свое убежище. За дверью его ждал пренеприятнейший сюрприз: собственный рюкзак с выпотрошенным и разбросанным по полу содержимым валялся у стены, весь в желтых влажных пятнах, и отдавал характерным запахом. «Им далеко не все равно», – подумал Аким. К рюкзаку он даже не притронулся. Мальчик, собрав разбросанные перед дверью туалета учебники, тетради, пенал, телефон и еще какие-то необходимые мелочи, поместил все это в мешок для сменной обуви и отправился домой.

«Убить в себе урода. Но как?» – думал он по дороге, шагая по мокрым тротуарам в предвечерних сумерках. Тут же он поймал себя на мысли, что давненько не размышлял на излюбленную некогда тему: что, если бы родители в свое время решили иначе при выборе его пола, что, если бы сейчас он так же ступал по промокшим улицам, только одетый в юбку и на высоких каблуках. Когда-то, размышляя об этом, он склонялся к выводу, что, будь он девочкой, его гнобили бы меньше. Но теперь не вопрос своей истинной половой принадлежности он ставил во главу угла, а другой – почему сама эта некогда злободневная проблема вдруг перестала его заботить, словно решилась сама собой? Но не решался же этот вопрос, когда Аким беспрестанно о нем думал, – в этом что-то было, за что цеплялся разум, отыскивая нить, ведущую к истоку понимания вещей, гораздо более значимых и сокровенных.

Но мальчику недолго суждено было предаваться размышлениям. По пути мимо гаражей дорогу вновь преградил пес. Старый ошейник с металлическими заклепками более не отягощала цепь. Совершенно свободный, пес мог покинуть безлюдный пятачок, затерянный среди дворовых коробок, который вот-вот должен был превратиться в пустырь. Но он предпочел остаться и ждать. Чего? Наверное, друга. И не напрасно – друг появился, худой, длинноволосый, с печальными глазами цвета весенней зелени. Друг остановился и погладил пса по косматой гриве.