Дима остановился на очередном светофоре. Глянул на Надю. Она перехватила его взгляд – он был одновременно и суровым, и беззащитным.

– Чего уж такого особенного они знали? – осторожно, стараясь не обидеть Диму, спросила Надя. – Что два парня подрались в студенческой общаге двадцать пять лет назад? Это не компромат.

Дима свернул с оживленного проспекта налево, и теперь они ехали по улочке – тихой, многоэтажной и безликой, как все улочки на окраинах Москвы. Зажглись фонари, и в стандартных окнах стандартных домов с каждой минутой становилось все больше огней.

– Может, теперь, после убийства Шепилова, одно то обстоятельство, что они друзья с Котовым, – компрометирует депутата? – неуверенно предположил Дима.

– Об этом сотни людей знали. Весь их курс. Например, твоя Снегуркина.

– Может, еще что-то было? Что знали только моя мамуля, твоя да главврач Ставинков?.. – раздумчиво произнес Дима и вдруг скомандовал:

– Опусти солнцезащитный козырек! Там – зеркальце. Посмотри в него назад. Не оглядывайся!.. Вон та серая “девятка” – она едет за нами с Рязанского проспекта.

Дима снизил скорость километров до сорока. Надя поймала в зеркальце “девятку” – та тащилась за ними.

– На чем я остановился? – будничным тоном продолжил Полуянов. – На убийстве Шепилова… Итак:

Котов убил Шепилова. Две недели назад… Убил – ну а после стал устранять свидетелей. Всех тех, кто знал о его истинных отношениях с Шепиловым. Об их давнишней драке…

Идущая сзади них “девятка” вдруг, словно бы ей надоело следовать за “Опелем”, взревела движком, легко обогнала их и исчезла в перспективе улицы. Случайные попутчики? Или?.. Или они передали наблюдение другой машине?

Дима свернул направо, и “Опель” потащился по другой улице, более раннего архитектурного периода, – уставленной хрущобами. Надя никогда не бывала в этом районе Москвы и оттого не знала, где они находятся. И куда направляются.

– Естественно, – продолжил Полуянов, – устранять свидетелей депутат Котов стал не своими руками. Я думаю, у него хватает денег, чтобы заказать пару-тройку убийств. Вот он и заказал всяким мальчишам-плохишам работу: устранить мою маму. И твою. И на всякий случай главврача студенческой поликлиники Ставинкова. А еще – уничтожить все университетские архивы тех времен… А потом, когда он – или главный исполнитель убийств – узнал, что я газетчик и работаю в “Молвестях”, – меня тоже решили убрать. Тем более им стало известно, что мы с тобой – в Питере и идем по следу… Логично?

Дима повернул лицо к ней. Кажется, он нуждался в ее одобрении.

– А сколько стоит такая работа? – вместо ответа задала вопрос Надя. – Такой заказ? Журналист досадливо дернул плечом.

– Тысяч сто. Или двести. Долларов, естественно. Минус, – усмехнулся он, – скидка за оптовый заказ плюс надбавка за сложность работ. Такие деньги у Котова есть. И не сомневайся.

Полуянов снова повернул направо. Наде показалось, что он бестолково кружит по улицам, сам не зная, куда ехать.

Девушка посмотрела в зеркальце на солнезащитном козырьке. Ни одна машина не повернула за ними, ни одно авто не ехало следом.

– Звучит очень… – осторожно, нащупывая слова, сказала она. – Очень убедительно. Очень логично…

Но это все… Это все – домыслы. У тебя… – Она поспешно поправилась:

– У нас нет никаких доказательств. И еще: во время драки друзей было трое. Не только Котов и Шепилов, но и Желяев. Кагэбэшник Желяев. Почему все, что ты рассказал – если, конечно, это правда, – не может относиться к Желяеву? Почему не он избил тогда Шепилова? А теперь убил? Почему нас преследует не Желяев?.. Вероятность совершенно такая же, что враг – он, а не Котов!

Дима ничего не ответил. Задумчиво остановил машину. Впереди, на расстоянии метров пятидесяти, в темноте проспекта, светился вход в метро. Надя напрягла зрение: метро называлось “Кузьминки”. Полуянов повернул ключ зажигания. Мотор стих. Дима дернул ручник, поставил машину на передачу. Повернулся к ней. Сказал спокойно:

– Да, это мог быть и Желяев.

– А как ты выяснишь, кто на самом деле: Желяев или Котов?

Дима проговорил уверенным, привычно наглым своим тоном:

– А я у них спрошу. У обоих. Журналист вытащил ключи из зажигания, открыл дверцу.

– Ты куда?

– Я скоро вернусь. Пожалуйста, посмотри, не ведет ли кто меня.

– А если ведет?

– Сиди спокойно. Пусть себе ведет. Просто скажешь мне потом, когда я вернусь, ладно? И Дима зашагал в сторону метро.

* * *

Связист сидел у пульта по-американски: откинувшись в кресле, закинув ноги на стол. Читал очередной глупейший детектив. Потягивал пиво. Благословенна работа, за которую платят триста долларов в сутки. Эти деньги он ни с кем не хотел делить. Да и мало кому можно доверять в наше время. Поэтому он дежурил возле машины сам. День за днем, сутки за сутками.

Спал тут же, не раздеваясь, на продавленном диване. Раз в день, по вечерам, приезжал бритый парень, откликавшийся на имя Иван. Он привозил пиво, детективы в бумажной обложке и простую жратву: пиццу, пельмени, сосиски. Один раз привез деньги в конверте: девятьсот долларов, за первые трое суток. С тех пор набежало еще девятьсот. Наверное, их Иван привезет сегодня. Заказчики никогда Связиста не обманывали. Да и кто, если не он, бывший подполковник ФАПСИ, будет им настраивать аппаратуру? И, случись что, ее чинить?

За обнаружение объекта Связисту посулили еще три тысячи сверх посуточной оплаты. Хороший стимул.

Аппаратура была настроена так, что, когда объект обозначит себя в эфире, на пульте замигает красная лампочка и раздастся звуковой сигнал. Весьма противный сигнал, похожий на дешевую автомобильную сигнализацию. Его слышно и в туалете (он проверял), и ночью в случае чего разбудит.

Образчик речи объекта – все неповторимые частотные и амплитудные характеристики его голоса, модуляции и обертона – был занесен в память машины. Машина постоянно, круглосуточно отслеживала сто заранее заданных телефонных номеров – тех, на связи с которыми появление объекта являлось наиболее вероятным.

Однако все последние шесть суток объект ни с кем из заданных номеров не разговаривал. Связист был уверен: молчание в эфире означало, что объект крайне осторожен.

А жаль. Три тысячи баксов – неплохие деньги.

* * *

– “Молодежные вести”. Слушаю вас.

– Мариночка Михайловна? Здравствуйте, миленькая.

– Ой, Димочка! Ты откуда? Вернулся?

– Да, я в Москве. Работаю дома над материалом. А главный у себя?

– У себя, но не для всех.

– Мариночка Михайловна, я поговорю с ним, но позже, ладно? Я сейчас у вас хотел кое-что узнать. С меня шоколадка.

– Ну, узнавай.