Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему Кондрата попросили? — с деланным равнодушием поинтересовался Ларри.
— А чёрт их знает! Сами ни хрена не могут, развалили страну, вот и бегают, побираются. Помоги, дескать, удружи…
— А с каких это пор Кондрат с красными работает?
Лежащий приподнялся на локте и внушительно поводил в воздухе пальцем.
— Вор никогда с властью работать не будет. Сука — да. А вор — нет. Иначе в сортире замочат, хоть ты Кондрат, хоть кто. Закон у нас такой. Раз Кондрат согласился, значит, не власть попросила, а человек. Такой, которому Кондрат отказать не может.
— Ну хорошо, — вмешался Платон. — Так в чём предложение?
— Простое предложение. У нас есть охранная структура. ЧОП — по-нынешнему. Нормальная такая структура. И предложение будет — купите, ребята, половину. Пятьдесят процентов.
Платон и Ларри переглянулись.
— Сколько?
— Я же сказал — пятьдесят процентов.
— Денег сколько?
— Поллимона. Зеленью. Чтоб понятно было — я тут на природу поехал, мяса покушать, все такое. А с горы слез какой-то пьяный придурок, начал камнями кидаться. В прежние времена его бы тут же и закопали, а теперь так, что ли, не принято. Ребята его скрутили и посадили в холодную, чтобы оклемался. Мне они не подчиняются, вроде у них своё начальство есть. Вот я и предлагаю — половину акций возьмите на себя и будем разбираться с этим шпаненком совместными усилиями.
— Я не понял, — сказал Платон. — Ларри, а ты понял?
— Думаю, что понял. Объясни на всякий случай ещё раз.
Фредди шумно выдохнул.
— Беда с вами. Пока не разжуёшь да в рот не засунешь, сами ни в жизнь не догадаетесь. Ваш этот спецназовец — у нас. Зовут его Андрюха, а в кармане у меня плёночка, где его хорошо видно, как он со мной разговаривает. Пока он нам только про шесть часов вечера сказал, про другое — где ваша парочка прячется — толком и не спрашивали. Утром сегодня посоветовались. Решили так. Мужику, который Кондрата просил, отказать никак нельзя. Кондрат ему по жизни должен. Отдадим, что просит. Но и с вами по беспределу поступать нельзя, законы наши не позволяют. Да и на Кондрата вы первыми вышли. Поэтому давайте решать, мужики. Мы Андрюху можем либо в Москву отправить — пусть там колют насчёт того, где парочка обретается, либо сами здесь за час-другой расколем. Но тогда все мимо вас пойдёт. А если по понятиям, то у вас в этом деле доля должна быть, причём не меньше нашей. Вот так вот. Понятно теперь?
— А что же мало запросили? — спокойно поинтересовался Ларри. — Всего пятьсот тысяч. Для нас это вообще — тьфу.
— Ты, Ларри Георгиевич, не шути. У Кондрата договорённость. Через какое-то время он со своим знакомым встречается и объясняет, что стоила работа. Вроде как с золотой рыбкой беседует. Кой-чего у рыбки просить не велено. Министров не назначать, с бюджету не воровать, в Центробанк своего человека вместо Геракла не ставить. А остальное все — милости просим. Соразмерно, конечно же, результату и затраченным усилиям.
— Если мы министров своих не ставим и Центробанк не берём, — сказал Платон, глядя в потолок, — то остальное все малоинтересно. Пятьсот тысяч — большие деньги…
Ларри незаметно наступил Платону на ногу. Тот осёкся.
— Извини, Фредди, — произнёс Ларри вежливо. — Нам посоветоваться надо.
— Советуйтесь, — охотно согласился гость. — Чаю пусть мне принесут. Отдохну пока. Только недолго.
Ахмету, сунувшемуся вслед за ними в тесную прихожую, Ларри прошипел, чуть шевеля губами:
— С пятисот тысяч он тебе десять процентов отстегнёт. А теперь — иди торгуйся. Со всего, что собьёшь ниже пятисот, — твоя треть. За такие бабки ты всех своих воспитанниц и оденешь, и разденешь.
— Теперь разговариваем, — сказал Ларри Платону, когда они остались вдвоём.
— Примерно понятно, — скучным голосом ответил Платон. — Им дали задание — взять Аббаса и девочку. Пообещали золотые горы. Они пока достали только Андрея, но выпотрошить не смогли. Пока не смогли. И не очень уверены, что вообще получится, потому что парень он непростой. А отдавать его в Москву не могут. Им тогда выкатят — не исполнили, то-сё… Вот он нам байки и травит — про понятия и так далее. Им без нас с ним разбираться рискованно. На этом деле с нас же хотят ещё и денег срубить. А может быть, однако же, что и не врёт. Кондрата всё-таки Ахмет привёл. Нехорошо может получиться, если на нас наедут. Кстати! Чем бы ни кончилось — семье Андрея или ему самому, если жив останется, надо срочно сбросить… Двести? Триста?…
— Триста.
— Правильно. Если бы он заговорил, мы бы сейчас в такой заднице сидели… Здорово, что пришли разговаривать. Да. Именно. Вот, вот… Так что мы ещё не проиграли.
— Мы ещё не выиграли.
— Ничего. Теперь точно выиграем. Совершенно новая конфигурация. Я всё время чувствовал, что за историей с Фёдором Фёдоровичем и взрывами стоит кто-то серьёзный. Только никак нащупать не мог. А теперь сами пришли.
— Это не они.
— Конечно, не они. Просто за все эти месяцы впервые появился прямой выход на того, кто дёргает за ниточки. Ты понял, что Кондрат его лично знает?
— А что ты Кондрату можешь предложить?
— Я подумаю. Сейчас Ахмет сторгуется — и идём соглашаться. Условия у нас будут такие — всё, что предлагают, принимаем, но Аббаса и девчонку в Москву не отдаём. Согласны на двойной контроль — мы и они. Тем более, что мы у них целую охранную структуру наполовину покупаем, вот она и приглядит, чтобы никто никуда не сбежал. Держим их в безопасности, пока таинственный приятель Кондрата не выполнит свои обязательства. Это — наша гарантия. А там видно будет. Согласен?
— Да.
— А почему этого Фредди зовут Федя Без Жопы?
— Чёрт его знает. У него, вроде, с медведем в тайге неудачная встреча получилась. Медведь с него скальп снял, порезал всего когтями, живот распорол да в придачу задницу вырвал. Вылечили, но сидеть с тех пор не может. На косточках не очень-то посидишь. Так и получилось — Федя Без Жопы. Фредди Крюгером его потом назвали — больно похож.
— Я, знаешь, чего вспомнил? — сказал Платон, неожиданно улыбнувшись. — Сразу, как только Фредди вошёл? Рассказ был у кого-то из наших… Или повесть… Неважно. Приехал он в глубинку и зашёл в каком-то казённом помещении в сортир. Помещение такое — квадратов сто, не меньше, потолки под четыре метра, и вдоль стены стоят чугунные унитазы. Чёрные, вонючие. И каждый унитаз с глубокими-глубокими вмятинами по бокам, а на потолке дерьмом намазано — «Гитлер — пидарас».
— Это ты про что?
— Погоди. Вот этот писатель и подумал тогда, что из спокойной московской жизни попал в племя жутких великанов, которые мнут руками чугунные унитазы и говном на потолке расписываются. Похоже?
— Немножко похоже. Ну, пошли.
— Ну скажи — серьёзный человек, да?