– Я тебе доверяю. Ты честный слуга хана, далекий от всяких интриг. К тому же ты осторожен. Сестра велела мне обращаться только к тебе.

Вот как! Сама могущественная Тайдула, оказывается, удостоила скромного сарайского наиба своим вниманием. Почему-то это известие не принесло радости. Вспомнились змеиные глаза и вкрадчивый голос Баялунь. Тоже ведь была любимой женой Узбека. Хотя о ней вернее сказать – главной. По спине прошел неприятный холодок. Им потянуло из того самого мира страшных тайн, которые уносят в могилу.

– Некоторое время назад ко мне обратился один булгарский купец. С очень заманчивым делом. Купцы из закатных стран хотят наладить торговлю с нашим улусом. Только это не те, которые в Крыму, а с севера. С Янтарного моря. Они раньше здесь торговали, еще Менгу-Тимур им охранную грамоту выдавал. Потом войны и нестроения все это похерили. Теперь хотят снова через Русь в Булгар ходить. Попросили помочь, замолвить словечко перед ханом, как водится. Большие барыши от этой торговли ханской казне обещали. Пока только тайный гонец из тех краев к нам добрался. Чтобы получить охранную грамоту для послов. Тайно – оттого, что многим этой прямой торговли очень бы не хотелось. Многие с этого перепродажей живут или тем же товаром промышляют. Большой выгоды лишаются. – Эмир посмотрел на дом и поднял ладони, словно признавая обреченность предприятия. – Так оно в конечном итоге и вышло. Посланец до Нового Сарая не доехал.

– Тайна не оказалась такой уж крепкой. Обычное дело. Кто-то сболтнул. Это не по моей части.

– Несколько дней назад до меня дошла весточка от верного человека. Дескать, в Сарай прибыл тайный посланец из Венгрии с письмом для одного менялы. Евреи такой народ, живут в разных странах, связь друг с другом поддерживают. Очень удобно друг через друга что-нибудь передавать. Писем пишут много, внимания это не привлекает. Из тех краев сейчас вести тревожные идут. Польский король умер, его наследник сейчас примеряется, какой стороны держаться. На Волынь уже давно глаз положил. Еще отец его на нас крестовый поход накликал. Дальше сам знаешь, что получилось. Теперь посланец этот пропал. Как-то так получается: письмо пропало, посланец пропал, все концы в воду, словно и не было ничего. Я уже хотел махнуть рукой на это дело: на нет и суда нет. Как вдруг узнаю, что у посланца этого были голуби почтовые от Музаффара. Сразу и подумалось: Музаффар в Новом Сарае, значит, нужно было с кем-то здесь связь держать?

– Хочу тебя спросить… Всякими тайными делами и соглядатаями в чужих землях обычно занимается визирь. Люди для этого есть в диване. Опять же почтовая служба. Почему ты этим делом занялся?

– Сестра попросила, – бесхитростно ответил Могул-Буга.

– Попросила все сделать быстро и тайно, – подсказал Злат.

– Ты как будто за дверью стоял! – засмеялся эмир. Но голос его стал настороженным.

– Насчет Музаффаровых голубков тоже она тебя надоумила?

– Она. А что?

– Было бы это дело ханское, она бы Узбека и попросила. А так получается, что это просто какие-то дворцовые интриги. Мне ими заниматься не с руки.

– Отказываешься, значит. Я целый день скакал, выходит, попусту… – Могул-Буга даже не разозлился. В его голосе были только досада и разочарование.

– Почему отказываюсь? Просто заниматься этим делом не с руки. Ни жалобы, ни приказа. Поговори сам с эмиром. Насчет ограбления меняльной конторы. Пусть он мне даст приказ обратить на это особое внимание. Как уж ты будешь ему объяснять, почему это тебя так интересует, – дело не мое. Я ведь тебе не зря говорил присказку про хороший ответ и вопрос. Поэтому задам вопрос сам: хатун подозревает, что все это кто-то затеял, чтобы опорочить ее в глазах хана?

XXXI. Наука неверных

– Радуйся, Касриэль! – приветствовал Злат менялу, подходя к его лавке на большом базаре. – Поиском твоей шкатулки озаботились даже при ханском дворе. Сегодня я получил строжайший приказ эмира: бросить все дела и полностью посвятить себя розыску злоумышленников, посмевших посягнуть на самое святое, что есть у человека, – веру в справедливость. Ведь если преступление остается безнаказанным, оно подрывает веру в могущество власти.

Починив дверь в своей конторе на Красной пристани, еврей привязал на нее шнурок, залепив узел воском с оттиснутой на нем печатью, и перебрался в небольшую лавочку, которую построил, когда еще только делал первые шаги в меняльном промысле.

Сарай был тогда еще совсем не тот, каким стал теперь. Только-только было покончено со всесильным Ногаем, долгое время державшим в руках власть в улусе и сменявшим ханов по своему усмотрению. В степях после десятилетней смуты восстановился мир. На старых караванных тропах, как в былые времена, появились вереницы груженных товарами верблюдов.

Хан Тохта, отсиживавшийся в неспокойную пору ближе к спасительным лесам возле Укека, перебрался в низовья, куда после заключения мира с улусом Хулагу из-за моря стали прибывать корабли. Столица возле ханского дворца начала расти не по дням, а по часам.

Касриэль переехал сюда из Сумеркента, древнего города на реке, почти у самого моря. Там он обосновался после своего приезда в Улус Джучи. Долго дела шли кое-как. Торговля была хилая. Купцы худые. Перебивался больше мелкими ссудами. Бросил насиженное место без жалости. В Сарае тогда был еще только один базар. Места дешевые, Касриэль смог купить себе хорошее, немного в стороне от большой толкучки. За тридцать с лишним лет оно превратилось в золотое дно. Базар разросся и стал именоваться главным. Здесь стояли самые богатые лавки и конторы. Рукой подать до ханского дворца и дворов знатнейших эмиров.

Сарай теперь разросся – за день не объедешь. Полтора десятка кварталов, и в каждом свой базар, поболе того, каким был этот тридцать лет назад. Касриэль уже давно перебрался на Красную пристань – ближе к морской торговле, большим деньгам. Но и лавку на базаре не бросил. На лето нанимал сидельца, а зимой, когда уплывали последние корабли, справлялся сам. До дома рукой подать, рядом старые друзья, с которыми начинал еще в былые времена. С одним из них, соседом по лавке, он и сидел сейчас у входа, греясь на неярком по-осеннему солнце.

Увидев облаченного в коричневый халат наиба, восседающего на крепком коне из ханской конюшни, сосед спешно юркнул к себе. Грозного представителя власти, как и подобает большому начальнику, сопровождал писец: едва выйдя от эмира, Злат немедленно послал за Илгизаром, который уже приготовился было вкушать мед мудрости в медресе. Они зашли в лавку, оставив дверь открытой, чтобы не