Жоржик меланхолично приподнялся и медленно потрусил в Данину сторону.

– Молодец, хороший мальчик, – потрепал его Даня по загривку, беря перемазанного в саже и грязи пса на руки и прижимая к себе. – Ну, пойдем, мальчик, нам тут делать нечего.

Стоило Дане с Жоржиком скрыться из вида, как Генрих сразу же поскучнел и сгорбился.

– Что-то я устал, – обратился он к Анне Ивановне. – Не пройдетесь со мной к усадьбе? Хочу ноги размять, врачи приказали двигаться побольше.

– Да-да, конечно, – встрепенулась Анна, поймавшая себя на том, что наблюдала за перепалкой Дани и Глафиры с легкой улыбкой: оба молодых человека были ей симпатичны.

Она бросила извиняющийся взгляд на Глафиру, та все поняла без слов. Улыбнулась и кивнула, отпуская и благодаря своих добровольных помощников.

День клонился к вечеру, люди начинали потихоньку расходиться кто куда, пообещав ей, что завтра же с утра снова придут на стройку. Анна, подхватив Генриха под руку, направилась к усадьбе.

Медленно они побрели по извилистой дороге. Генрих здоровался со всеми, кто встречался им на пути, обменивался парой добрых слов, бодро отвечал на вопросы о самочувствии. Анна молчала, вцепившись в его руку, изредка кивала и улыбалась.

На улице было немного прохладно, ветер срывал с деревьев сухие листья. Вдалеке были слышны радостный лай Жоржика и громкие крики Дани, который радовался игре не меньше своего четвероногого друга. Где-то раздавались голоса стариков и детей.

Подойдя к резным воротам усадьбы, они остановились. В сгущающихся сумерках дом производил жутковатое впечатление, от него веяло смертью. Анна Ивановна резко остановилась.

– Вы идите, а я подожду.

Странно, но даже после поцелуя они все еще были на «вы».

– Но мне бы хотелось зайти в дом вместе с вами, – вдруг заупрямился обычно покладистый Генрих. – Знаете, я толком даже не знаю, как это объяснить, но мне кажется, что усадьбе не хватает жизни, что ли. А мне очень хочется почувствовать себя живым, хотя бы ненадолго. Вы понимаете, о чем я?

– Да, понимаю, – кивнула Анна. – С темными окнами дом похож на маску смерти.

– Это потому, что вы боитесь темноты, – вздохнул Генрих.

– Возможно, – не стала спорить Анна, – но я боюсь туда входить.

– Хорошо, подождите меня здесь, – не стал настаивать Генрих, уверенно отпер ворота, распахнул их и медленно направился по извивающейся дороге через парк.

В этот момент Анне показалось, что она бы жизнь отдала за то, чтобы хотя бы пройтись по этой дороге вслед за ним. Дороге из своих снов. Она даже сделала шаг вперед, но остановилась, вцепившись руками в кованую решетку, которую уже начинала разъедать ржавчина. Ветер взметнул подол ее темного льняного платья. А затем произошло чудо.

Дом вспыхнул миллиардом огней и стал похож на кукольный домик, который ей когда-то, тысячу лет тому назад, смастерил отец. Свет в одно мгновение преобразил усадьбу, и Анна с удивлением отметила, что все деревья в парке увиты гирляндами. Феерия света сделала старый дом похожим на праздничную открытку.

Ноги сами понеслись вперед. Анна шла по извилистой дороге, все ускоряясь, и в какой-то момент засмеялась от счастья. Шорох гравия, запах хвои, плавные изгибы дороги были точно как в ее сне. Не выдержав, она даже припустила бегом.

Генрих стоял на пороге и улыбался довольной улыбкой:

– Как тебе сюрприз?

– Сюрприз? – не поняла запыхавшаяся Анна, впрочем, отметившая, что Генрих перешел с ней на «ты».

– Ну да, пока я маялся от скуки в больнице, я попросил кое-кого украсить парк гирляндами и починить все освещение. Если ты останешься здесь со мной, то свет всегда будет включен.

* * *

Дом был готов даже раньше, чем Глафира рассчитывала. Совместными усилиями очистить участок и вырыть фундамент удалось меньше чем за две недели. А сад обещал снова стать роскошным через несколько лет.

В этот раз она подошла к планированию более грамотно и не просто втыкала в землю все, что могло цвести и плодоносить, а разбила участок на секторы. Возле входа были высажены цветы, которые должны были создавать праздничное настроение у любого входящего в ее жилище. Розы, пионы, георгины, астры и даже пассифлору – все это Татьяна привезла Глафире со своей дачи, где саженцы просто тихо умирали, а вот у Глафиры ожили и разрослись.

Получив прощение и признание жителей, Татьяна приняла самое деятельное участие в процессе восстановления жилья и за короткое время даже обменялась телефонами с несколькими тетушками и поговорила по душам с родителями многих учеников, которых до этого момента в глаза не видела. Эдуард оказался прав: рыбе без стаи не выжить. Особенно такой, как Татьяна. Стоило ей попасть в струю, как жизнь снова побежала по венам.

Поляну, на которой обычно накрывали стол для гостей, было решено оградить вечнозелеными кустарниками, из которых в будущем можно будет создавать интересные фигуры. Григорий Антонович в честь новоселья подарил Глафире гипсовую скульптуру обнаженной Афродиты, которую скульптор лепил с женщины, явно щедро одаренной природой.

Дарил от чистого сердца, и Глафира, хихикнув, водрузила сокровище между двумя кустарниками, целомудренно прикрыв все возбуждающие ненужный интерес места платками и водрузив на нос красавицы старые солнцезащитные очки.

Дом привезли раньше, чем обещали. Он был небольшой по площади, но настолько толково спланирован, что места там должно было хватить не только Глафире и ее четверым детям, но и гостям. Глафира оповестила общественность, кто автор проекта, и не проходило ни дня, чтобы Анна не выслушивала комплименты в свой адрес, а Генрих, постоянно болтающийся где-то неподалеку, не раздувался от гордости за нее.

На третий день стройки Анна Ивановна вместе с Генрихом официально переехали в усадьбу, наплевав на то, что скажет доктор и подумают другие обитатели «Особняка». Впрочем, Анна всю жизнь на это плевала, с чего бы ей начать оглядываться на пороге смерти? Она знала, что счастье не продлится долго, болезнь все настойчивее давала о себе знать. Анна стала забывать какие-то вещи, которые, как ей казалось раньше, были записаны на подкорке. Пока это касалось книг и музыки, она старалась не расстраиваться, но и не лгать себе: скоро она забудет дочь с внучкой, а возможно, и Генриха. Но пока этого не произошло, нужно сполна насладиться поздним счастьем.

Они много гуляли, Генрих рисовал, она критиковала или же просто сидела рядом с книгой в руках, время от времени кидая взгляд на холст и закатывая глаза к небу.

Даня жил с ними, и спустя короткое время Анна Ивановна уже не могла противиться его обаянию. Человек-праздник, так и не повзрослевший мальчик. В доме постоянно были гости, а Жоржик носился туда сюда и лаял как оглашенный.

Дни они проводили на стройке, а каждый вечер читали друг другу в библиотеке, после чего принимались спорить до хрипоты. И как только спорщики переходили на повышенные тона, словно из ниоткуда появлялся Даня с предложением «посмотреть киношку».