правильно понял намек невестки и впервые сам разрешил подать спиртное. Много лет этот военный, брат его невестки, приезжал к ним домой в отпуск со всех концов необъятной страны под названием СССР и всегда привозил дорогие подарки. По приезду первым делом подходил к старику и вручал их ему, в знак признательности и почтения, а уж потом приветствовал свою сестру и ее детей. Эти поступки с давних пор нравились старику, и он с уважением относился к среднему брату невестки. Сестра встала и через минуту принесла стакан, наполненный чистой, как слеза, домашней водкой, поставила его перед братом.

Полковник поднялся на ноги, поблагодарил старика за оказанное внимание и понимание:

— За солдат моих, что не дожили, — он взял стакан и одним махом выпил до дна. Закусив солеными баклажанами, он отодвинул свою тарелку и потянулся за сигаретами. Взял одну из них помял между пальцами и сказал:

— Ты прости старик, но если уж разрешил мне помянуть моих солдат, так разреши и покурить в твоем присутствии, это будет для меня большая честь.

Тот немного помолчал, но слова военного понравились ему, и он, как всегда, ответил притчей: — Если уж разрешить один раз шайтану сесть на плечи, то тот найдет способ свесить и ноги. Так что, кури уж.

Хмель быстро овладела его сознанием, и оно стало затуманиваться. Сделав несколько глубоких затяжек сигареты, он потушил ее, поблагодарив за угощение, поднялся на веранду, где сестра его уже приготовила постель. Сестра поднялась за братом, чтобы убедиться, что все в порядке.

Полковник тяжело опустился на матрац. Снял рубашку, прилег, но не успел еще положить голову на подушку, как заснул глубоким сном. Агигат присела на кровать и хотела спросить его, откуда он приехал и, что слышал про оставшихся братьев, но не успела. Его лицо, обожженное горным воздухом, напоминало маску с глубокими морщинами возле глаз.

Посмотрев на изможденное лицо брата, Агигат не выдержала и залилась горькими слезами. Присела рядышком. При свете настольной лампы она увидела столько седых волос на висках брата, которых раньше не замечала. Нежно, по-матерински стала гладить его по голове, причитая:

— Сколько же пришлось пережить тебе, брат ты мой дорогой, если всего за пару месяцев голова твоя засеребрилась.

На веранду поднялся свекор. Увидев его, Агигат не отстранилась от брата, как прежде, а повернувшись к свекру, сказала:

— Он был самый непослушный из всех моих братьев. Вечно покойная мама ругала его и наказывала за проделки. Такой был непоседа. А волосы его были тугие как леска, черные, как воронье крыло, распустит их, и носится по степи с ребятами. То в сады к соседям заберутся, то петухов выкрадут, да устроят пиратские пиршества, а потом маме приходилось извиняться перед соседями. Всю тяжелую работу по дому мать наказывала делать ему, чтобы он не отлучался из дома. Так нет, соберет своих друзей, сделают они все по-быстрому, и опять ищи его, как ветра в поле. Одно никто не мог понять, при всей своей не усидчивости, как он успевал хорошо учиться? Учителя в школе не могли на него нарадоваться. В восьмом классе выиграл физико-математическую олимпиаду школьников и был награжден путевкой в Артек, — был такой пионерский лагерь, на берегу Черного моря. Мы тогда и знать про этот лагерь не знали, а он три месяца там прожил, вернулся с дипломом «Лучшему юнармейцу морской дружины». Потом после окончания восьмого класса собрался и, никому ничего не сказав, уехал в Свердловск, этот город далеко на северном Урале. Поступил в Суворовское училище. Тогда в нашем районе еще не знали, что такие училища вообще существуют. Видела бы сейчас его наша покойная мама, не поверила бы, что ее сын— непоседа, воюет за нашу Родину, за Азербайджан. В свои тридцать пять лет, весь седой. А какие морщины пролегли возле глаз, кожа на лице черная, от холодных горных ветров. Она хотела укрыть ногу брату, высунувшуюся из-под одеяла, уже протянула руку, как заметила розовый рубец на ноге. Шрам, размером сантиметров десяти ниже колена, был свежий. Она, еще пуще заплакала. Старик слушал, молча, рассказ невестки, и у него все больше и больше просыпалась гордость за этого молодого человека, который сейчас спал в его доме.

— На войне солдаты седеют рано — так еще мой отец говорил: АЛЛАХ ряхмат элясин, — старик по обычаю провел руками по лицу.

Агигат поднялась и вышла во двор, там, на лавочке, сидел и курил водитель брата.

— Хамбала, ну-ка сынок, скажи, откуда вы приехали? — Тот смущенно опустил глаза, не зная отвечать ему или нет.

— Ты говори, не бойся, — она старалась подбодрить солдата.

— Из Шуши мы, вернее из Лачина.

— А шрам у него откуда, на ноге?

— Осколок, — коротко ответил Хамбала, встав из-за стола, пошел к машине. Он открыл заднюю дверцу, оглянулся и посмотрел на сестру своего командира.

— Если бы вы только знали, откуда мы вырвались, и что нам пришлось пережить, — в сердцах сказал он и улегся на заднее сидение. Услышав последние слова водителя, Агигат кинулась к машине.

— Сынок ты должен мне все рассказать, понимаешь, все, иначе я не смогу жить на этом свете. Я же вижу, что произошло с моим братом. Вы же, всего два месяца, как уехали отсюда, а вернулись и он весь седой. Что же с вами произошло, Хамбала, — скрестив на груди руки, она чуть не умоляла водителя.

— Ведь я ему не только была сестрой, но и матерью была одновременно, расскажи, не томи душу мою, ведь у тебя тоже есть мать.

При этих словах глаза Хамбалы заполнялись слезами. В отблеске мигающих ночных звезд было видно, как он переживает, не зная, рассказать или нет, о чем просит эта немолодая женщина, сестра его командира.

Достав сигареты, он вышел из машины и уселся на скамейку у стола. Агигат присела рядом. Сердце в бешеном ритме рвалось наружу из ее груди.

— Понимаете, он убьет меня, если узнает, что я вам все рассказал, — глубоко затягиваясь, вымолвил солдат, из последних сил борясь с желанием, очистить душу перед этой женщиной, напоминающей ему его родную сестру.

— Мы держались в Шуше до последнего, пока не осталось нас всего 11 человек. Город почти весь горел. От дыма пожарищ было тяжело дышать, но оставшиеся в живых бойцы готовы были умереть, только бы не сдать него противнику. Ночью, со стороны Лачина приехала санитарка, которая вывозила раненых и погибших. Санитар, рассказывал, что по дороге в Шушу стоят омоновцы с Ровшаном Джавадовым, но в город не хотят