Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, кто в тот день играл на гитаре.
Я смотрю на две эти семьи – рокеров-альтернативщиков из Флориды и бывших меноннитов, – и спрашиваю себя, есть ли еще где-нибудь в мире место, в котором они могли бы жить на одной земле. Каковы были их шансы пересечься в принципе и заметить друг друга? И все же, вот они, разделяют жизнь в лесу. Их дети растут вместе. Если американский психолог Абрахам Маслоу был прав по поводу иерархии базовых человеческих потребностей, то «Роуз Крик» покрывает многие из них: здесь люди раскрывают свой потенциал, следуя за Богом. Община удовлетворяет их потребность в принадлежности. Все члены коммуны – одна большая любящая семья, живущая во имя Иисуса. Они объединяются и работают сообща, они в безопасности и под защитой. Заботятся и об их физических нуждах: на этой самоокупающейся ферме. И если мы приносим на нашу планету поиск связи и близости, то сосуществование двух семей из разных миров в одном пространстве показывает: есть вероятность, что кое-что божественное здесь все же происходит.
* * *
На второй неделе нашего пребывания в «Роуз Крик» мы уже знаем, как кого зовут. Я постепенно собираю историю группы – из услышанного на семейных ужинах, во время поездок с Натаниэлем на гольф-каре и общения с Чаей.
Одна из экскурсий проходит в ратуше, где выставлена хроника сообщества в фотографиях. Для меня это идеальный момент, чтобы продемонстрировать, чему я научилась у Себа и Джорджии.
Мы входим в комнату, которая обычно забита до отказа членами коммуны. Здесь может быть пара, которая переехала из Чикаго, поскольку Бог говорил с ними через их туалет. Женщина, у которой было пять мужей-абьюзеров, прежде чем она оказалась тут, где ей ничто не угрожает. Молодые фермеры, ставшие сыроедами, потому что их маленькая дочь заболела раком. Всем здесь рады. Но сейчас ратуша пуста, в ней нет никого, кроме нас и тысяч фото на стене, рассказывающих о разных этапах жизни «Роуз Крик».
– Начнем здесь, – говорю я, указывая на снимок короля и королевы выпускного бала; загорелые и молодые, они классическая американская пара невероятно привлекательных подростков. Такие могли прийти прямо со съемочной площадки тв-шоу в Долине, где все водят джипы с откидным верхом и говорят что-то вроде: «Ай, да ладно!»
– Как думаете, кто это? – спрашиваю я.
– Не представляю! – отвечает Джорджия. – Может, Натаниэль и Рэйчел?
– Угу, – говорю я.
– Боже! Они были реально красивыми, так что… – говорит она, присматриваясь к фотографии, – тут написано, что это тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год.
– А вот они в девяносто третьем. – Я указываю на другое фото, изображающее мужчину в длинной мантии с капюшоном и стоящую рядом с ним женщину в платке на голове и накидке.
– Их невозможно узнать, – говорит Себ.
* * *
Нет места, более непохожего на «Беверли-Хиллз, 90210», чем Новый Израиль. Визуально это огромный скачок по сравнению с Америкой восьмидесятых – времени излишеств, кокаина, яппи и телефонов размером с тостер. Тут все совсем иначе, чем в группах семидесятых, которые, кажется, неизменно исповедовали одно и то же: истеблишмент это плохо, война во Вьетнаме должна быть закончена, революция грядет.
Восьмидесятые были периодом, когда хиппи стали (по словам Натаниэля, не моим) критиками собственной субкультуры, они сдались и ушли в капитализм. Ну хорошо, допустим. Но восьмидесятые, в которых короли и королевы выпускных балов присоединяются к странствующей компании людей, декларирующих, что хотят стать Новыми израэлитами? Невероятная перемена, особенно для настолько привлекательных ребят.
– Здесь все это и началось, в месте под названием Машум Инн, – говорю я, указывая на фотографию сельской фермы.
Первым лидером «Роуз Крик» был Ной Тейлор, давший начало необычной общине во Флориде. Ему было недостаточно церкви по воскресеньям, он хотел жить Богом. Один из нынешних резидентов группы, Джереми, рассказывал мне: «Ной Тейлор был беременен церковью, реальной церковью, о которой можно прочесть в «Книге Деяний» – там, где описывается, как они заботились друг о друге и помогали нуждающимся. Ной желал того же и обладал огромным рвением для воплощения своих мечтаний в жизнь. Мы знали, какова наша цель, но не представляли, как ее осуществить».
У Ноя был лучший друг, живший в «Двенадцати коленах», – Ной приходил в общину не однажды и как-то раз почти присоединился к ней. Но вместо этого решил возглавить собственную группу. Он перенял то, что ему нравилось в верованиях «Двенадцати колен», включая одежду, и основал содружество, которое позднее получит название «Роуз Крик».
Натаниэль рассказывал о том времени: «Мы, в сущности, не знали что делали. Все, что мы знали, – что хотим большего от наших отношений с Богом, – и добавил: – Именно тогда мы отправились в это путешествие и начали учиться. – Он улыбнулся. – В основном на собственных ошибках».
Машум Инн была фермой, которую подарил Ною и его последователям щедрый верующий и друг. На фото она выглядит обшарпанной, полной младенцев, мужчин и женщин в классических нарядах «Двенадцати колен»: повязках на голове и длинных платьях, – на одном изображении я даже заметила шофар. Опять же, заимствованным у «Двенадцати колен» было представление о том, что женщины должны скрывать тела, чтобы не отвлекать мужчин. Глядя на эти фотографии, я немедленно вспоминаю Софи, одетую точно так же – и адски привлекательную. Вспоминаю кусачую ткань, пропитанные по́том платки, сбор капусты в калифорнийских полях, как ломало у нас спины и выносило мозги.
Натаниэль говорил мне:
– Когда ты отправляешься в новое путешествие, идущее в совершенно другом направлении, нежели то, в котором ты двигался двадцать или тридцать лет до этого, подобное… слегка шокирует. Друзья и семья слышат о культах и Уэйко, и так далее, видят, как мы делаем, с их точки зрения, то же самое, и всерьез тревожатся.
Когда речь заходит о религиозных группах, Уэйко неизбежно вызывает у людей большую озабоченность, особенно если вы живете общиной в той части мира, где оружие так легкодоступно, как здесь.
– Как вы объяснили им это? – спрашиваю я.
– Как мы могли объяснить свое поведение им, если сами его не понимали? – отвечает он.
Натаниэлю присуща откровенность, которую я нахожу невероятно редкой и действительно симпатичной. В его рассказах о группе присутствует смирение; над некоторыми моментами их истории он даже посмеивается.
Столь многие интервью с участниками подобных групп ощущаются так, словно адепты читают ответы по бумажке, и таким же образом воспринимается весь разговор. Я росла с этим чувством – как будто ты живешь среди людей, которые запрограммированы, и ты не можешь увидеть даже проблеска того, что они чувствуют на самом деле, что думают, – ты вечно ищешь трещину в фасаде, ты жаждешь подлинности. Но здесь, в «Роуз Крик», есть смирение. Желание признать, когда, как они думают, они накосячили, желание учиться и расти благодаря своим ошибкам. И это освежающе – и редко.