Линда чувствовала заполняющее ее с простой молитвой тепло Бога, которого она просила войти в ее сердце, простить ей грехи и даровать вечную жизнь. Она рассказывала нам, детям, что пришла туда спасти отца, но оказалась спасена сама – ей не промывали мозги, не гипнотизировали, никто ее не обрабатывал. Все, что было, – ощущение заполнившего ее душу Бога, обновившего ее.

Так, всего лишь за день, Линда стала не только «чадом Христовым» (новым членом секты), но и прошла свой первый тест на верность. Для того чтобы подтвердить, что она способна сбросить узы прошлой жизни, ей нужно было приготовить свиную голову. Таким образом веганка должна была доказать, что действительно сделалась одной из них. И она доказала. За всю свою жизнь не сварившая даже яйца, она приготовила свиную голову. Так ее перерождение было оформлено, и с ним Линда сменила имя на Рэйчел (что означает «овца», как я узнала лишь недавно; мне кажется, что это стоит упоминания).

В следующие сутки папу (которого теперь звали Джейкоб) осенило пророчество: поскольку имя Линды отныне Рэйчел, он должен взять ее в супруги. Мартин-Джейкоб не делился этим откровением ни с кем, пока перерожденная и переименованная девушка не подошла к нему. Будучи полностью интегрированной в группу и неспособной противоречить гласу свыше, Рэйчел поверила моему отцу и согласилась быть с ним, в… эм… горе и странности, в браке, который принесет ей двенадцать детей и будет продолжаться до сегодняшнего дня.

Тем временем мои бабушка и дедушка в Дербишире встревожились из-за пропажи Линды, о чем им сообщило руководство университета. По их словам, ее не видели на занятиях несколько недель.

Родители Линды поехали в Де Монфор. Я представляю их в общежитии – все вещи дочери на месте: фото на прикроватной тумбочке, расческа с застрявшими в ней волосками, всё там, кроме нее самой. Пугающе. Соседки по комнате сказали, что не знают точно, куда она уехала, но уверены, что тут замешан Мартин. Бабушка и дедушка тогда впервые о нем услышали. О человеке, которого позднее станут считать похитителем своего ребенка, индоктринировавшим Линду и забравшим ее у них навсегда.

Полиция проявила полное равнодушие к исчезновению девушки. Ее не было всего несколько дней, должно быть, она уехала с бойфрендом, считали они. Однако заявление зарегистрировали и стали ждать.

Через несколько недель Линда так и не появилась, и, что тревожило ее родных еще сильнее, никто из друзей не получал от нее никаких вестей. При этом, до того как пропасть, она общалась с этими людьми едва ли не ежедневно. Подобное совсем не было похоже на Линду. Затем дедушка каким-то образом смог отследить ее перемещения, – возможно, помогли слухи и разговоры в университете о фабрике в Бромли.

Мне невероятно больно думать о том, как дедушка отправился на фабрику за дочерью. Он был одним из самых добрых и терпеливых людей, которых я когда-либо встречала. Слушая его рассказ об этом, я чувствовала боль, которую он испытал, когда убедился, что Линда присоединилась к секте. По прошествии лет он все еще скорбел о дочери, которую потерял, с которой некогда был так близок. В свой приезд на фабрику он потребовал, чтобы ему ее показали, заявил, что не уйдет, пока они не сделают этого. Ему ответили, что он увидит Линду при одном условии: с ними в комнате будет сидеть лидер, и разговаривать им будет нужно «посредством» лидера.

Я представляю, как дедушка умолял ее вернуться домой, а лидер передразнивал его. Как лидер отфильтровывал слова, желая сделать их безопасными. Я представляю дедушку – человека, некогда боровшегося с тоталитаризмом и вынужденного сидеть в той комнате и говорить с собственной дочерью через комиссара, гауляйтера. У лидера могли быть длинные волосы в духе хиппи или «детей цветов», но дедушка видел: его дочь находится под полной властью тоталитарного режима.

Дедушка вернулся домой один.

* * *

Секта отправила «Рэйчел» в миссию в Голландию, на двухэтажном автобусе с надписью «РЕВОЛЮЦИЯ ДЛЯ ИИСУСА». Голландия была горячей точкой контркультуры и, таким образом, обещала возможность завербовать много новых членов. Мои бабушка и дедушка послали маминого брата, Джереми, в Утрехт, чтобы тот разыскал ее. Они сказали ему: делай что хочешь, даже если не вернешь ее, фотографируй, чтобы мы знали, что она в порядке, – им требовалось свидетельство того, что их дочь жива.

Много лет спустя я держу в руках фото, которое сделал Джереми. У матери на нем длинные и густые волосы, вокруг нее бурлит суета Утрехта. Она одета в коричневое платье в пол с большими оранжевыми цветами. Она улыбается широкой счастливой улыбкой, такая молодая. Она сияет. И она примерно на восьмом месяце беременности.

* * *

Я смотрю на фотографии с фабрики в Бромли, на этих весело прыгающих прекрасных молодых представителей богемы с поднятыми вверх руками, с гитарами, висящими на плечах. Это выглядит абсолютно, чертовски классно. Словно сцена прямо из фильма. Я всегда была помешана на фабрике Энди Уорхола, базе The Velvet Underground[31], доме Кэнди Дарлинг и точке, в которой сходились воедино наркотики, поэзия и неудачники. Так что тягу к фабрике в Бромли, пышущей молодостью и новыми идеями, я могу понять.

Представьте, что все, о чем вы беспокоились всю вашу жизнь, вдруг исчезло за одну ночь или благодаря только одному принятому решению.

Что я буду делать, когда вырасту? Теперь это понятно. Будет ли моя жизнь иметь смысл? Устроено – у тебя есть самая великая цель в мире. Буду ли я способен обеспечить семью? Теперь у тебя есть новая семья, и ты обеспечен. А что касается прошлой жизни, оставленной позади, здесь не только нет для нее места, здесь ты лучше, чем те, кто остался в мире. У тебя открылись глаза, и, в сущности, ты можешь их лишь пожалеть. И у тебя есть сообщество, которое окружает тебя и поддерживает.

Одно это решение удовлетворило так много самых глубоких человеческих потребностей: в принадлежности, сообществе, цели, смысле. И забрало столь много беспокойств и страхов. Это абсолютно опьяняющая идея. Одна из самых важных. Меня, например, не беспокоит оплата аренды или налогов, чаще всего я предстаю перед судом за то, что забываю закрыть счет за газ. Но смысл и цель – это вещи, о которых я беспокоюсь постоянно.

Но какова цена этого соглашения по системе «все включено»? Просто отдать свою свободную волю, личность, время и все связи и привязанности прошлой жизни.

Цена, которую мои родители готовы были заплатить.

– Вы где?

Голос Паза звучит в телефонной трубке четко и ясно, словно Паз сидит рядом в пикапе и смотрит на трассу вместе со мной.

– В Индиане, здесь прекрасно, – говорю я.

Я бросаю взгляд на свое отражение в боковом зеркале, провожу рукой по лицу, которого целый месяц касалось американское солнце. Кажется невероятным, что мы снова в дороге. За пределами Лондона, вдали от моей «реальной работы». От моей квартиры с двумя спальнями. Эта трасса дает мне ощущение свободы.