– Вы с Мэри подождите здесь.

– Ты что, один туда собрался?

– Да. Возможно, у нас мало времени.

Тут подал голос офицер:

– Я должен вас сопровождать, сэр. Приказ командира.

– Хорошо, – согласился Старик. – Пошли.

Он встал на колени, заглянул внутрь, затем опустился на руках в люк. Мальчишка последовал за ним. Я немного злился на Старика, но оспаривать его решение не стал.

Когда они скрылись в тарелке, Мэри повернулась ко мне:

– Сэм, мне это совсем не нравится. Я боюсь.

Я удивился. Я сам боялся до чертиков, но мне не приходило в голову, что ей тоже страшно.

– Не беспокойся. Я рядом.

– А нам обязательно оставаться здесь? Он ведь этого не говорил.

Я обдумал ее слова и решился:

– Если хочешь вернуться к машине, я тебя провожу.

– Я… Нет, Сэм, наверно, нам надо остаться. Но ты меня обними.

Я обнял ее и почувствовал, как она дрожит.

* * *

Спустя какое-то время – я не помню, сколько мы там простояли, – над краем люка появились головы Старика и мальчишки-офицера.

Офицер выбрался наружу. Старик приказал ему охранять шлюз, а нас потянул внутрь.

– Пошли. Там не опасно. Вроде бы.

– Черта с два! – сказал я, но Мэри уже двинулась к люку; Старик помог ей спуститься.

– Берегите голову, – предупредил он. – Здесь везде низкие потолки.

Звучит банально, но нечеловеческие расы все делают не по-человечески. Мало кто из людей побывал в лабиринтах Венеры, еще меньше видели марсианские руины, а я не принадлежу к числу даже тех немногих. Сам не знаю, что ожидал увидеть внутри. Не то чтобы там все поражало воображение, но выглядело довольно необычно. Создавался корабль инопланетным разумом, с совершенно иными представлениями о том, как и что нужно делать, – разумом, который даже не знал, возможно, о прямых углах и прямых линиях или же считал эти элементы ненужными или нежелательными. Мы оказались в очень маленькой, как бы приплюснутой сверху и снизу камере, а из нее поползли по трубе футов четырех диаметром. Труба, похоже, закручивалась спиралью, уходя вглубь корабля, и по всей поверхности светилась красноватым светом.

В корабле стоял странный, немного тревожный запах – словно болотный газ с гнилым душком от мертвых слизней. Это, да еще красноватое свечение плюс полное отсутствие ощущения тепла или холода под ладонями создавали неприятное чувство, будто я ползаю по кишкам какого-то инопланетного чудовища, а не исследую чужую технику.

Труба разветвилась, словно артерия, и там мы впервые увидели титанского гермафродита. Он – пускай будет «он» – лежал на спине, будто спящий ребенок со слизняком вместо подушки. На маленьких пухлых губках застыло некое подобие улыбки, и я не сразу догадался, что он мертв.

При первом взгляде сходство между нами и жителями Титана более заметно, чем различия. То, что мы ожидали увидеть, как бы заслоняет то, что мы видим на самом деле, – источенная ветром скала может показаться человеческой головой или танцующим медведем. Взять хотя бы симпатичный «ротик» пришельца – с чего я решил, что он им дышит?

В действительности, даже несмотря на поверхностное сходство – четыре конечности и похожий на голову нарост, – они напоминают нас не больше, чем, скажем, лягушка-бык молодого бычка. И все же общее впечатление было приятное и ничуть не пугающее. В них ощущалось что-то смутно человеческое. «Маленький эльф», – подумалось мне. Эльфы со спутника Сатурна. Если бы мы встретились с ними до того, как ими завладели слизняки, которых мы называем титанцами, думаю, мы могли бы с ними поладить. Судя по их умению строить летающие тарелки, мы с ними были бы на равных – если, конечно, это они строили тарелки. (Уж точно строили не слизняки, ведь они не созидатели, они воры, космические кукушки.)

Но обо всем этом я думал позже. А тогда при виде человечка сразу выхватил пистолет. Старик, предвидя мою реакцию, обернулся и сказал:

– Успокойся. Он мертв. Они все погибли, задохнувшись в кислороде, когда танк сломал их воздушный шлюз.

– Я хочу сжечь слизняка, – возразил я, направляя пистолет. – Может, он еще живой.

Этот слизняк был голый, без роговой оболочки, какая встречалась теперь почти у всех, голый и отвратительный.

Старик пожал плечами:

– Твое дело. Но он тебе ничего не сможет сделать.

– Почему?

– Другая химия. Этот слизняк не выживет на носителе, который дышит кислородом.

И он полез дальше через маленькое тело, не оставив мне ни малейшего шанса прицелиться и выстрелить, хотя у меня руки так и чесались. Мэри, у которой пистолет никогда не дремал в кобуре, вопреки обыкновению, не выхватила оружие. Она вдруг прижалась ко мне и неровно задышала, словно давилась слезами. Старик остановился и терпеливо спросил:

– Ты идешь, Мэри?

Она судорожно вздохнула и сказала сдавленным голосом:

– Пойдем назад! Я не могу здесь!

– Мэри права, – сказал я. – Это работа не для троих агентов, а для целой научной группы со специальным оборудованием.

Старик не обратил на меня никакого внимания.

– Мэри, это нужно сделать, ты же знаешь. Кроме тебя, некому.

– Да почему же именно она? – разозлился я.

Он снова пропустил мои слова мимо ушей.

– Мэри?

Каким-то образом ей удалось с собой справиться. Дыхание стало ровным, лицо разгладилось, и она с невозмутимостью королевы, всходящей на эшафот, поползла дальше, прямо через тело маленького «эльфа» и завладевшего им слизняка. Я двинулся следом, стараясь не задеть тело, хотя пистолет в руке здорово мешал.

В конце концов мы добрались до большого помещения, которое, по всей вероятности, служило командным отсеком, – мертвых «эльфов» там было больше, чем в других местах корабля, хотя я не увидел ничего (на мой взгляд) похожего на приборы или машины. Вогнутые стены светились ярче, чем в туннеле, а пол был покрыт какими-то наростами – на мой взгляд, столь же бессмысленными и бессистемными, как извилины в коре головного мозга. Меня снова тревожно уколола мысль (совершенно неверная, как я позднее убедился), что сам корабль – это большой живой организм.

Старик не уделил камере ни малейшего внимания, он тут же пополз в следующий багрово пылающий туннель. Мы ползли по его изгибам, пока туннель не расширился футов до десяти, – даже встать уже можно было. Но это не самое главное: стены стали прозрачными.

За прозрачными панелями по обеим сторонам плавали, вертелись, извивались в какой-то жидкости тысячи и тысячи слизняков. Каждый контейнер освещался изнутри рассеянным светом, и я мог видеть в их глубине сплошную трепещущую массу – и мне хотелось кричать!