А потом Спартаку сделали укол, и очнулся он уже в самолете,бодро вспарывающем небо в неизвестном направлении, причем очнулся в больничнойпижаме, на каталке, в окружении неулыбчивых, неразговорчивых и потрясающенекрасивых медсестер. Потом была пересадка на поезд, в отдельное, между прочим,купе, и долгий-долгий путь в столицу – с многочисленными, как уже указывалось,пересадками...

А в Главном управлении НКВД на Лубянской площади всеначалось по новой: беседы, протоколы, вопросы, ответы, уточнение подробностей,разрешение неясностей... Спартак очень быстро потерял счет времени, тем пачечто в промежутках между допросами обитал он в одиночной камере, без прогулок,свиданий и всяких прочих контактов, кроме разговоров со следователями. Да и те,признаться, разговорами назвать было трудно. Он пытался выяснить судьбу Беаты –но в ответ получал новые вопросы: а сколько весил похищенный вами ракетныйдвигатель, а какого цвета было топливо? Он интересовался: дак что ж это заракета такая, раз вокруг нее столько возни? А ему: почему бомбардировку Берлинавы проводили именно с этой высоты?.. Впрочем, допрос – он и есть допрос... Новедь никаких эдаких методов извлечения информации, навроде иголок под ногти илиэлектрических проводов к гениталиям, к нему не применяли! Не то что не били,даже наручники ни разу не надели! Курить давали, кормили более-менее сносно...И на том спасибо, конечно, но все же – странно это, согласитесь, товарищи...

Спартак впал в своего рода ступор, напрочь вывалился изреальности, как в ночную тьму из кабины подбитого истребителя, и наблюдал запроисходящим словно откуда-то со стороны. Разное время суток слилось в сплошнуюсерую пелену. Изо дня в день повторялось одно и то же: когда, кто, а чтослучилось там-то, а почему вы ответили так-то, а что вы подумали послетого-то... И так без перерыва. Спартак в молчанку не играл, но отвечал тупо,механически, что-то подписывал, в ответ на вежливые просьбы рисовал по памятитреклятый двигатель сбоку, с торца, сверху и чуть ли не в разрезе. Двигатель,который он видел лишь мельком...

И вот, наконец, закономерный итог: скоротечный трибунал,сухой приговор, тупое ожидание в камере, черный «воронок», грязный вокзал.

Пятнадцать лет лагерей.

В мир реальный Спартак вернулся лишь перед самой посадкой ввагон, который...

Хотя нет, сначала о другом. Перед самым судом случилась однавстреча... о которой впоследствии он, впрочем, не мог бы с уверенностьюсказать, что она ему не привиделась. Черт его знает, может, пичкали егокакой-нибудь дрянью – из тех, что не только язык развязывает, но и затуманиваетмозги.

В общем, после очередного допроса молчаливый конвой повелСпартака не обратно в камеру, а несколькими этажами выше – пустыннымилестницами, переходами, коридорами, препоручил другому конвою, и этот другойконвой, ничуть не более болтливый, однако состоящий – ого! – из двухполковников НКВД, сопроводил арестанта в крошечный неприметный кабинетик вторце коридора. Обстановка спартанская (простите за каламбур), ничего лишнего:стол с зажженной лампой под зеленым абажуром, портрет Сталина над столом, фикусв кадке слева от стола, плотно занавешенное окно – справа, серый ящикнесгораемого шкафа – в углу, за столом – человек в цивильном. Спартакперешагнул порог... и вдруг замер, совершенно машинально вытянувшись по стойкесмирно. И даже не услышал, как за его спиной щелкнул дверной замок. Ужкого-кого, а этого человека, учитывая сегодняшнее его, Спартака, положение, онувидеть никак не ожидал.

– Здравия желаю, товарищ... гражданин... нарком, – туповыдавил он.

Человек в серой полотняной паре с большими лацканаминесколько мучительно долгих секунд смотрел на Котляревского поверх сцепленных взамок пальцев, потом опустил руки и устало вздохнул:

– Садись уж... товарищ-гражданин летчик, – и кивнул натабурет перед столом. – Летчик-налетчик...

Спартак, не чувствуя, как пишут в романах, под собой ног,сел. Табурет оказался привинченным к полу. Ощущение появилось, как унашкодившего второклассника в кабинете директора.

Возникла пауза. Тишина в кабинете стояла такая, что онотчетливо слышал, как бодро тикают наручные часы на запястье наркома.

– А знаешь, Котляревский, – негромко сказалБерия, – на днях будет ровно три года и девять месяцев, как товарищ Сталинто и дело спрашивает меня с ехидцей: «Лаврентий, а как там поживает твойпротеже с гордым революционным именем?» И что ты думаешь, я должен емуотвечать? «Извините, мол, товарищ Сталин, накладочка получилась, не оправдал,мол, товарищ Спартак возложенных на него надежд». Так, да?..

«Интересно, а почему его пенсне, как ни посмотришь, всевремя отсвечивает?..» – вяло подумал Спартак. И оттого, что глаз наркома видноне было, делалось малость жутковато.

– Ты можешь представить себе человека, Котляревский, которыйобещал что-то товарищу Сталину, а потом подвел его? – продолжал Берия итут же предостерегающе поднял руку, как будто Спартак и в самом деле собралсяпогрузиться в раздумья над этим вопросом. – Нет-нет, не надо такого человекапредставлять. Такой человек перед тобой. Я обещал товарищу Сталину, что летчикКотляревский не подведет, что, несмотря на молодость и некоторую взбалмошностьхарактера, проявит себя как советский человек... И что же летчик Котляревский?

– И что же, – позволил себе реплику Спартак ивстретился взглядом с отблеском лампы в пенсне, – я не выполнил задания? Ясмалодушничал? Нарушил приказ?

– Вы о бомбежке Берлина? – Берия мягко перешел на«вы». – Нет, тут к вам никаких претензий. Зато потом...

– Я воевал, – начал было Спартак, но вспомнил, чтоточно такие же споры он уже вел – сначала сам с собой в Польше, потом ссоветскими агентами в Лондоне, – и прикусил язык.

– Да, – легко согласился Берия, – вы воевали, всеправильно. Война, знаете ли, идет, и я рад, что вы вообще это заметили... А накаком участке фронта, позвольте спросить, вы защищали Родину? Не иначе, на томсамом, куда вас направили партия и правительство, да?

Спартак помолчал, а затем, тщательно подбирая слова,ответил:

– Я защищал Родину на том участке фронта, на которомоказался отнюдь не по своей воле. Я не был в немецком плену, потом я билфашистов... и ни разу, ни единым поступком Родину не предал.

– Не по своей воле, – хохотнув, повторил Берия, –но токмо волею пославшей тя жены... Волею судеб, ну да. А также волею рока,фатума и провидения. И волею означенного провидения вы спутались сантисоветскими польскими элементами, уничтожили советского разведчика спозывными Щука и отправили части ракеты ФАУ к нашим закадычным друзьям вВеликобритании. Правильно, гражданин Котляревский, невидимый вы боец невидимогофронта?

И непонятно было: то ли в самом деле нарком взбешен, то лииграет.

– Щуку успокоил не я, – буркнул Спартак, автоматическиотметив про себя наконец-таки проявившееся название ракеты – ага, оказывается,какая-то «фау»...