Он вылез. Машина стояла в крохотном дворике, со всех сторонокруженном квадратом дома, вроде бы не похожего на жилой. Во дворике зеленелигазоны, неправдоподобно ровные, идеально прямоугольные, каких дома не бывает.

Двое в штатском стояли у Спартака по бокам и ждали, когда измашины выберется третий, тот, что подловил на карту. Потом один, словноспохватившись, залез в машину, неуклюже выбрался, протянул Спартаку берет:

– Головку прикройте, господин хороший. Форму одежды надобнособлюдать согласно уставу, вы ж как-никак офицер, хоть и бывший, сами пониматьдолжны...

Судя по физиономиям и речи, не было никаких сомнений, что онимеет дело с соотечественниками. Костюмы на обоих сидели скверно, на чтоСпартак моментально обратил внимание: как-никак его в этом вопросе изряднообразовали. Третий, правда, выглядел вполне европейцем.

Они сомкнулись вокруг Спартака, один многозначительно мотнулголовой в сторону крыльца, и Спартак направился туда. За руки его никто недержал – но вся компания сгрудилась вокруг него, то и дело задевая боками.

Чистые коридоры – нет, на жилой дом положительно не похоже,совершенно конторский вид и расположение дверей, без табличек, исключительно сномерами. Пару раз навстречу попадались люди в штатском, но внимания напроцессию не обращали, словно так и нужно было.

У двери под номером семь вся компания остановилась. Третий –судя по осанке, мелкий, но начальничек – осторожно ее приотворил, просунулвнутрь голову и мгновение спустя вновь показался, вздыхая словно бы соблегчением. Кивнул Спартаку:

– Шагом марш!

Вся троица осталась в коридоре. Спартак вошел и, видя, чтоникто не собирается за ним последовать, прикрыл дверь. Остановился на пороге.

– Проходи, проходи, соколик...

Это с ухмылочкой произнес мужчина цыганского вида, чернявый,горбоносый, стоявший у окна. Размашисто шагая, он пересек комнату, проворноохлопал Спартака по всему телу с нешуточной сноровкой и, обернувшись к сидящемуза столом, весело сообщил:

– Нету у него ни единой пушки в пальто! Расслабился, гнида.

– Проходите, – сухо сказал человек за столом. –Садитесь.

Спартак сел. Уставился на хозяина кабинета. Они оба были вцивильном, и цыганистый, и второй, но выправку-то никуда не спрячешь...

– Внесем ясность, гражданин Котляревский, – сказалчеловек за столом. – Я – майор Плещеев. Это – капитан Шумов, –повел он подбородком в сторону цыганистого. – Вы находитесь в одном иззданий, принадлежащих советскому посольству в Великобритании, следовательно –на территории Советского Союза. Мы оба, я и капитан, имеем самоенепосредственное отношение к органам государственной безопасности. Хотитесделать какое-нибудь заявление?

Спартак с искренним недоумением пожал плечами: он и в самомделе представления не имел, с каким заявлением можно в данной ситуациивыступить.

– Ему только заявления делать, паскуде, – глядя сненавистью, бросил капитан. – Я ему такое заявление по печенкам заделаю...

– Прекратите, – сухо сказал майор.

– Ага, – произнес Спартак довольно-такинезависимо. – В злого и доброго, стало быть, играете? Наслышаны краемуха...

– Ничего подобного, – отрезал майор. – Простокапитан совсем недавно переведен на кабинетную работу с... более оживленной ине вполне еще усвоил правила. Мы оба – следователи по вашему делу.

– Прекрасно, – сказал Спартак с горькой иронией. –Значит, уже и дело сшили?

– Дела не шьются. Дела заводятся. При наличии достаточновеских оснований, каковых в вашем случае предостаточно...

«Да это же и есть язвенник! – стукнуло Спартаку вголову. – Ну, предположим, не совсем такой, каким мысленному взорурисовался, не похож на обладателя застарелой хронической хворобы, и лицо небрюзгливое, но это именно он и есть...»

– И какие же основания?

– Этот человек вам известен? – резко спросил майор,выбросив вперед руку с фотокарточкой.

Щуку Спартак опознал с полувзгляда – вот только на снимке Щукабыл запечатлен не в штатском, а в форме с тремя шпалами подполковника напетлицах, и на груди у него красовалась Красная Звезда, два Красных Знамени,медаль в честь двадцатилетия РККА, разлапистый монгольский орден и какие-тозначки...

– Известен, – сказал Спартак. – Как зовут, незнаю. Там... там, где мы встречались, он кличкой именовался.

– И вы участвовали в его убийстве?

– Да ничего подобного! – сказал Спартак. – Я егопальцем не трогал, все без меня произошло... Значит, дело было так...

– Подождите, – бесстрастно прервал майор. – Дойдеми до этого. Всему свое время. Сначала – неизбежные формальности. Итак, вы –Спартак Романович Котляревский, бывший лейтетант Красной Армии, пилот особойэскадрильи дальнебомбардировочной авиации...

– Извините, почему это я – бывший? – спросил Спартак несамым дружелюбным тоном. – Меня вроде бы звания не лишали...

– А где ты три с полтиной года отсиживался? –запальчиво встрял капитан. – Лешим по болотам?

Не глядя на него, обращаясь исключительно к майору, Спартаксказал громко, стараясь не сбиться на базарную истерику:

– Товарищ майор...

– Гражданин майор, – жестко поправил Плещеев.

– А, гражданин так гражданин... Хрен редьки не слаще.

– Я понимаю, что за без малого четыре года ваших...приключений вы несколько отвыкли от общепринятых правил, – с металлом вголосе сказал майор. – Но советую побыстрее привыкнуть вновь... Ко мне вамследует обращаться исключительно «гражданин майор». Разумеется, вы вольны рватьрубаху на груди и обзывать меня как-нибудь цветисто: легаш, мусор... как тамеще? Одно подчеркиваю: вы не имеете права на обращение «товарищ». И вам следуетобращаться к нам исключительно «граждане».

– Прощеньица прошу, граждане... – поклонилсяСпартак. – Так вот, гражданин майор, к сведению вас и гражданина капитана:нигде я не отсиживался. Ни лешим на болоте, ни примаком в деревне. Я воевал трис половиной года, ясно вам? С немцами воевал. Я немцев резал вот этимируками. Последнего – не далее как три дня назад. И делайте со мной что хотите,но не говорите, будто я отсиживался... Немцев я резал у них же в тылу, понятновам?

– Понятно, – заверил майор. – Об этом мы тожепоговорим. Хочу уточнить сразу: то, что вы резали немцев, расценивается каксмягчающее обстоятельство, но ни в коей мере как разновидность героизма.Восхищаться вашими ратными подвигами мне как-то не с руки, уж не посетуйте.

Его холодный, уверенный тон, так напоминавший речьвымышленного язвенника, отчего-то подействовал на Спартака, словно холодный душ.Начни они лупить кулаками по столу, а то и по зубам, материться и угрожать,было бы, честное слово, легче. А сейчас Спартака гнул в три погибели именноэтот бесстрастный голос, таивший в себе определенную брезгливость. Согнувшисьна жестком стуле, Спартак произнес, расслышав в собственном голосе явнопросительные нотки: