– О, конечно, доктор Финлей. Только один момент, пожалуйста.

Последовала короткая пауза, затем в трубке раздался другой голос, мягкий, но повелительный:

– Мой дорогой Финлей, наконец-то ты снизошел до того, чтобы позвонить мне. Надеюсь, это предисловие к одному из твоих редких визитов.

– Да, дорогая мать настоятельница, я сейчас же еду к вам. И я везу с собой даму, одну из моих пациенток, которая срочно нуждается в вашей помощи. У вас есть свободная комната?

– Ради тебя, дорогой доктор, мы всегда найдем место. Кто твоя пациентка?

– Она шотландка, которая решила отвергнуть меня и выйти замуж за итальянского графа.

– А теперь она больна и сожалеет о своей ошибке.

– Все не так просто, преподобная матушка. Человек, за которого она вышла замуж, оказался извергом. У нее ужасные раны от побоев. Поскольку я чувствую, что в данном случае никакая обычная больница не подойдет, я сразу подумал о вас и о вашем бесконечном милосердии и сострадании. Вы одна можете залечить ее ужасные раны и избавить от страшных ран ее душу. Помогите ей, умоляю вас, мой лучший и святейший друг.

– Дражайший Финлей, ты говоришь в точности как твой дядя-архиепископ, когда, бывало, просил меня об одолжении.

– И я уверен, преподобная матушка, что вы шли ему навстречу.

– Ах! Он был очень милым человеком, а также святым. Мы, монахини, сделали бы для него все что угодно. А теперь скажи конкретно, что тебе нужно.

– Лучшая комната в вашем доме, но не в больничных палатах, преподобная матушка. И квалифицированная медицинская помощь.

– Когда вы приедете?

– Будем у вас через час.

– Мы все подготовим для твоей пациентки, дорогой Финлей, приезжайте. И да пребудет с вами Господь!

Ровно через час Финлей проехал мимо ухоженных дворов и садов и остановился перед монастырем Бон-Секурс.

Повернувшись, он взял за руку свою пациентку, лежавшую на заднем сиденье машины:

– Это конец нашего путешествия. Никто не узнает, что ты здесь. Тут ты найдешь тишину, и покой, и хороших специалистов, которые вылечат твои раны. Я лично позабочусь, чтобы никто не побеспокоил тебя в этом чудесном месте. – Когда появились две медсестры с носилками, он добавил: – Да исцелит и благословит тебя Господь!

Ее ловко унесли в монастырскую гостиницу. Финлей припарковал машину у главного входа, вылез и направился в кабинет матери настоятельницы.

– Дорогой Финлей!

– Дражайшая преподобная матушка!

Он обнял ее и поцеловал в лоб, прежде чем она вернулась на свое рабочее место за столом.

– Вся эта демонстрация любви не даст тебе заранее отпущения грехов, дорогой Финлей. А теперь скажи, что это за груз проблем, который ты мне только что привез?

Финлей открыто и простосердечно рассказал всю историю, начав с того, как подружился с прекрасной девушкой, которая приехала помочь ему в организованном им доме для детей-инвалидов, и как он привязался к ней. Затем рассказал про ее жизнь в Италии, про внезапную смерть ее отца и близость с графом Альфонсо, которая вскоре привела к их браку.

– А теперь у нее разбито сердце и сломлена душа. И… – добавил он, понизив голос, – ее тело поругано, на нем следы жестокого насилия. Она нуждается в такой заботе, лечении и восстановлении своей жизни, какую только вы можете дать ей в покоях вашего монастыря, преподобная матушка.

В маленьком кабинете воцарилась тишина, затем преподобная матушка тихо сказала:

– Дражайший Финлей, глядя на тебя, я узнаю в тебе великолепный продукт Стонихерста[21], где наряду с прочими отличиями ты был капитаном школьного футбольного клуба «Одиннадцать». Кроме того, ты был лучшим учеником по классическим языкам и литературе, к большому удовольствию твоего преподобного дяди, тогдашнего епископа, а ныне архиепископа Финлея. – После паузы она продолжила: – Учитывая все это, мне трудно понять, почему ты никогда не присутствуешь на нашей святой мессе в десять часов каждое воскресенье и на ежегодных церковных праздниках.

Наступило молчание, потом Финлей сказал, смиренно и сокрушенно:

– Дорогая матушка, у вас есть веские основания для упреков. Но, по правде говоря, по воскресеньям я бываю занят не меньше, чем в будни, а если и не работаю, то чувствую себя таким уставшим, что нуждаюсь в отдыхе. Если бы в Таннохбрэ была католическая церковь, я, конечно, заглядывал бы туда в десять или одиннадцать часов утра, но так как ближайшее место для молитвы только здесь, у вас, то мысль о долгой дороге туда и обратно, как правило, доканывает меня.

– Если бы другие дела так легко «доканывали» тебя, ты бы сейчас не пользовался таким уважением.

– Еще одна маленькая проблема, преподобная матушка. Если бы в Таннохбрэ знали, что я католик, меня бы сторонились, я был бы изгоем.

Она саркастически рассмеялась:

– Мой бедный маленький Финлей больше не герой. – Ее тон вдруг изменился, стал жестче. – Во имя Бога, разве наш дорогой Господь Иисус не был отвергнут и презираем, осмеян, исхлестан и распят между двумя разбойниками? Но разве Он говорил, что слишком устал, когда шел на Голгофу?

Последовала пауза, после чего Финлей сказал:

– Вы вызываете у меня слезы стыда.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, как мать, дорогой Финлей. Но твои успехи, твое дружелюбие и непринужденная манера общения, твои физические качества, твое искусство стрельбы и рыбной ловли – да, даже твои врачебные успехи – все это сделало тебя слишком самоуверенным, слишком гордым. Если какой-то человек тебя оскорбит, ты без колебаний собьешь его с ног. Финлей, неужели ты не видишь, что твой публичный образ стал твоим богом и ты готов защищать его ценой своей жизни?

– Дорогая преподобная матушка, ваша оценка моей натуры слишком верна. Даже в школе мне хотелось самому забивать победный гол. Разве это плохо?

– А разве не было бы благородней передать в последний момент мяч самому слабому игроку команды, мальчику, не уверенному в себе, и позволить ему забить?

– Если бы я передал ему мяч, то он почти наверняка выронил бы его от неожиданности.

Она невольно рассмеялась, и Финлей тоже.

За этим почти светским весельем последовало молчание.

– Финлей, – наконец сказала преподобная матушка, беря его за руку, – только пообещай мне вот что: если твоя пациентка решит остаться у нас, когда поправится, ты приедешь к нам на праздник принятия ее послушницей в наш орден.

– Это я вам определенно обещаю. У меня много грехов, но есть и одно хорошее качество: я никогда, никогда не нарушаю своего слова.