Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часто его печаль уступает место злости – иногда даже в течение одного вечера. Он уверяет, что ее отравили, поскольку врачи – а их было немало – заявили, что мать и младенец вне опасности. Один Ришелье решается с ним заговорить, когда он в таком настроении.
– Такое случается, сир. Моя дорогая кузина Анна-Мари Сюблиз, только-только вышедшая замуж за принца, родила здорового младенца и, будучи на вид в отменном здравии, через восемь дней после родов умерла.
– Восемь дней? Полина умерла через шесть. А в смерти Анны-Мари кого-то подозревали?
– Нет, сир, у нее во всем мире не было врагов.
– А у Полины… у нее были враги? Как думаете?
– У Полины не было врагов, – успокаивает короля Ришелье. Ему легко дается обман. Он очень красив, и, когда они с королем рядом, кажется, что перед вами близнецы – настолько они похожи и внешне, и привычками, хотя король немного выше ростом. – Были те, кто не настолько, как вы, сир, восхищались ею, но врагов у нее не было. «Враг» – очень сильное слово.
– Как и слово «ненависть», сир, – добавляю я, вспоминая слова Зелии: «Можно недолюбливать, но нельзя ненавидеть». – Ненавистников у нее не было, хотя многие наверняка ревновали.
– Кто именно ревновал? – требует ответа король.
Ришелье одаривает меня одним из своих загадочных взглядов, и мне кажется, что я вот-вот лишусь чувств. Потом он отвечает:
– Скорее всего, кто-то из дам, сир, поскольку невозможно устоять перед вашим обаянием, хотя ваш взор был устремлен на одну-единственную женщину. Например… например, мадам де Шаролэ.
Ришелье заходит слишком далеко, даже для близкого приятеля. Шаролэ не в фаворе у короля – Полина об этом позаботилась, но она никогда бы никого не стала травить. А ее сдержанная сестрица Клермон умерла незадолго до смерти Полины. Нет! Скорее уж виноват Флёри со своими интригами.
– Быть такого не может! – ревет король. – Но если ее отравили, я буду расценивать это как государственную измену, как будто они пытались отравить меня самого.
Мы послушно соглашаемся. На самом деле по-настоящему никто не боится. Король уже несколько месяцев говорит об отравлении, но вскрытие ничего не показало. Мы все понимаем, что королю нужен козел отпущения. В своей скорби ему нужно кого-то обвинить в том, что жизнь внезапно сделала ужасный, опасный поворот.
* * *
Шаролэ возвращается в Версаль, чтобы участвовать в новогодних развлечениях. Дают бал-маскарад в апартаментах маленькой принцессы, но на балу царит подавленная, меланхоличная атмосфера, без намека на веселье, которое обычно бывает на таких балах. И только там, где король не может видеть, раздается смех и царит веселье. Ко мне бочком подходит Шаролэ, отводит меня в сторонку.
– Король начинает скучать от всего этого траура, – говорит она и вздергивает одну из своих мышиных бровей, подведенных идеальным оттенком лавандового в тон бантам в волосах.
Признаться, было приятно, когда ее отослали из дворца. Я вспоминаю, как однажды Полина назвала ее «клоуном лавандового цвета», и улыбаюсь.
– Король Полину никогда не забудет.
– Может быть, и нет, но здесь так мрачно. – Шаролэ пожимает плечами. – Я понимаю, вас особенно тревожит, кто будет согревать ложе короля. Но на этот счет не стоит заблуждаться. Кому, как не вам, известно, как быстро ему становится скучно. – Она многозначительно смотрит на меня. Камень в мой огород. Я вспоминаю ее слова, сказанные давным-давно и ставшие ужасным пророчеством: «Как только люди узнают о вас с королем, он тут же заскучает».
Смотрю на Шаролэ и понимаю, что я ее ненавижу. Я жалею, что не могу отослать ее отсюда, как поступила Полина, – нет у меня такого влияния.
Я окидываю ее взглядом с головы до ног.
– Бедняжка. Банты сбоку… Так не носят с 39-го года. Они вышли из моды. Как будто им запретили появляться при дворе. – Злые слова, но они доставляют мне удовольствие. Еще какое!
Алый ротик Шаролэ открывается от удивления.
– А я вижу, призрак Полины жив-здоров, – кисло отвечает она и разворачивается на каблуках – само воплощение лавандового негодования. На прощание Шаролэ наносит последний удар: – Но от призраков так же легко избавиться, как и от остальной паутины.
Внезапно я осознаю, что мне не хватает Полины. Странно в этом признаваться, но отношения, которые сложились между нами, устраивали обеих своей нелепостью и явной греховностью. Мне так не хватает семейного тепла! Может быть, пригласить погостить Диану? Наверное, она ужасно скучает по Полине, да и сама Полина не раз говорила о том, что собирается пригласить сестру в Версаль.
Моя служанка Жакоб думает, что Диана поступит так же, как Полина, хотя я уже устала ей повторять, что Диана – милая глупышка. Мне очень не хватает сестринского утешения. Разве это плохо?
Глаза Жакоб исполнены решимости – волчица, защищающая свое дитя.
– Миледи, у меня такое чувство, что я одна ваш верный защитник.
– Не нужно меня защищать, Жакоб, – говорю я как можно суровее.
Жакоб не отвечает, но продолжает смотреть на меня холодным взглядом. Знаю, о чем она думает, но точно так же знаю, что она ошибается.
Да, мне кажется, что стоит пригласить Диану.
От Луизы де Майи
Версальский дворец
3 января 1742 года
Милая моя Диана!
С Новым годом тебя! Спасибо тебе (и Филиппин) за последнее письмо. Здесь все погружены в скорбь, король раздавлен, вокруг царит уныние. Мы делим боль пополам и вновь стали близки, как брат с сестрой. Его потребность во мне очень трогает, хотя физически мы не близки.
Я знаю, что Полина хотела, чтобы ты приехала в Версаль погостить, и мне кажется, что в память о ней я должна пригласить тебя. Здесь так одиноко – сколько лет я была счастлива в обществе Полины, а сейчас мне не хватает сестринской любви. Я была бы чрезвычайно счастлива, если бы ты приехала в гости. Конечно же, ты не можешь быть представлена ко двору, но, вероятно, ты могла бы поехать с нами в Сен-Леже или Рамбуйе, где этикет не так сурово соблюдается? Ты могла бы даже познакомиться с Его Величеством!
О нарядах не волнуйся, я сохранила для тебя много платьев Полины, и, когда приедешь, попросим портниху подогнать их по твоей фигуре. Я также приберегла зеленую парчовую шаль Полины, она уверяла, что шаль принадлежит тебе. Шаль очень красивая и наверняка понадобится тебе, поскольку в эту самую суровую из зим стоят очень холодные дни.
От Мари-Филиппин де Брайль
Дом мадам, вдовствующей герцогини де Ледигьер, Париж
8 января 1742 года
Мадам де Майи!
Миледи, примите мои заверения в нижайшем почтении.
Я пишу вам с тем, чтобы сообщить, что мадемуазель Диана получила ваше письмо с приглашением и занимается приготовлениями, чтобы нанести вам визит в середине следующего месяца. Она крайне взволнована.