– Хорошо выглядишь, мистер Райми.

– И чувствую себя тоже, мистер Дорак, – в тон ему ответил я. – Ни царапины, ни пореза, ни треснувшей косточки. Наверное, я сверхчеловек, раз могу исцелиться за ночь, а сломанная шея для меня такой же пустяк, как сломанный ноготь. Надо бы раскошелиться на страховку из тех, что я впаривал. Попадаешь под страховку, забираешь деньги – раны тут же затягиваются. Я миллионером стану.

– Неплохая идея, мистер Райми, – похвалил Кардинал и тут же полюбопытствовал: – Расскажи, что тебе удалось выяснить.

– Горбатого даже могила не исправит. Чтобы пробиться наверх, надо идти по трупам. «Сейчас» не имеет смысла без «тогда». Все бывает. Я убийца.

– Те трое в доме, – промурлыкал он. – Отличная работа. Что ты почувствовал, когда их убил?

– Радость. Наконец-то размочил счет.

– А теперь?

– Теперь ничего.

– Замечательно. Ты небезнадежен.

– Еще бы, – саркастически усмехнулся я.

– Чую в твоем голосе скептицизм, – поддел он, загадочно блеснув глазами.

– Чую в вашем насмешку. Вы меня дразните. Мы же оба знаем, что я пришел сюда умереть.

– Знаем?

– Я пошел против вас, предал вас и избил. Я труп. Это понятно. Я только хочу услышать правду. А когда расскажете, можете слить меня в канализацию, только не надо сейчас языком трепать попусту. Устал я от этого.

– Мистер Райми… – Кардинал со вздохом побарабанил пальцами по подлокотникам своего нового кресла, которое старому и в подметки не годилось. – Сколько гонора. Сколько упрямства. Сколько ошибочных выводов. Садись. – Я недоверчиво уселся. И только тут заметил свою марионетку на столе. – Не собираюсь я тебя убивать. Это была проверка. Хотел посмотреть, как ты отреагируешь, увидев свое имя вычеркнутым, как поступишь, куда подашься, когда скрыться будет негде, как скоро вернешься. Суровое, жесткое, кошмарное испытание. Но ты его прошел. – Он сделал паузу, предоставляя мне слово. Я молчал. И он продолжил, видя, что я не собираюсь ничего говорить. – Я вижу, о чем ты сейчас думаешь. Хочешь узнать, какова награда. Но разве и так не ясно? Вот… – Он обвел рукой кабинет. – Дворец, город, моя империя. Я же говорил, что мне нужен преемник. И что ты – один из претендентов. Тут я слегка смухлевал, ты был единственным, я собирался оставить это все только тебе. Если пройдешь испытание. И ты прошел.

Я потер веки. Он все еще надо мной издевается.

– Не надо мне ничего, – пробормотал я. – Я сыт играми по горло. Объясните, как я сюда попал и как вы промыли мне мозг. Расскажите про остальных аюамарканцев, что случилось с И Цзе и Адрианом, что между нами общего, зачем вообще все эти заморочки, как вы стираете нас из людской памяти после исчезновения. Остальное мне неважно. Свои посулы оставьте для следующего подопытного кролика.

– Ты мне не веришь? Забавно. Хорошо, будут тебе объяснения. Доволен, мистер Райми? Это долгая и необычная история, которую я еще никому не рассказывал. Повесть будет длинной. Поверить в нее сложно, но ты поверишь, потому что сам ее и подтверждаешь отчасти. Но прежде чем я начну, скажи – куда ты поехал из города?

– Вы и без меня знаете, – отрубил я. – Говорю же, хватит дурацких игр.

– Это не игра, – возразил Кардинал. – Теперь ты мой преемник, веришь или нет, и я тебя не вожу за нос. Не надо думать, что у меня есть ответы на все. Кое-чего я тоже не знаю. Так куда ты поехал?

– В Сонас, – рявкнул я. – В городок, где я жил еще Мартином Робинсоном…

Я рассказал ему про поездку. Про Ди, про мою предполагаемую смерть, про кладбище, про тело в гробу, про убийство. Все без утайки. Когда я закончил, Кардинал принялся задумчиво обсасывать по одному кончики пальцев.

– И какое ты видишь объяснение?

– Вы похитили меня из морга и подменили тело.

– Другие версии?

– Я клон. Призрак. Близнец. Зомби. Мне все приснилось – вы, этот город. Ладно, кончайте издеваться. Вы будете рассказывать или нет?

– А если я скажу, что никогда не слышал ни про Сонас, ни про Мартина Робинсона?

– Я пойму, что вы по-прежнему трахаете мне мозги.

– Тем не менее я не знаком с Мартином Робинсоном. Ты не он и никогда этим человеком не был. Именно его тело лежит в гробу, и все, что тебе поведала вдова, чистая правда. Ты ошибся в своих домыслах. Ты сейчас так же далек от истины, как и перед отъездом. Единственное, где ты к ней приблизился, это когда предположил, что все сон.

– Так я не Мартин Робинсон?

– Нет.

– Тогда кто я?

– Ты Капак Райми.

– А до этого? – прошипел я сквозь зубы.

Кардинал покачал головой:

– Не было «до этого». Ты не человек, мистер Райми. Я сам тебя создал. – И он откинулся в кресле, оставив меня сидеть с отвисшей челюстью.

– Все началось, когда я еще был уличным беспризорником. – Развернув кресло к окну, Кардинал сел ко мне вполоборота. Я видел, что он будет рассказывать, как сам считает нужным, поэтому решил расслабиться, не пороть горячку и слушать. – Город тогда был другим. Господствующей криминальной организации не существовало, только разрозненные банды-однодневки. В каждом районе своя – что хочу, то и ворочу. Они то и дело устраивали бессмысленные разборки и убивали направо и налево. Дикий, первобытный хаос.

– Я слышал прямо противоположное, – возразил я, вспомнив Натаниеля Мида.

Кардинал отмахнулся:

– Некоторым все нипочем, даже если им стервятник глаза выклюет и в глазницы насрет. Город был клоакой. А те, кто так не считает, либо дураки, либо вруны. Чтобы выжить, приходилось изворачиваться, – продолжал он. – Никаких поблажек за малолетство. Сутенеры совали клиентам двухлетних девчушек. Пацанов приобщали к бандитским делам, едва ходить научатся. Газеты молчали, полиция смотрела сквозь пальцы, но так оно все и было. Моей матери повезло. Она родилась в приличной семье, нашла приличную работу, могла жить себе поживать, глядя на мир сквозь розовые очки, как принято в приличном обществе. Но у нее нашлась ахиллесова пята. Точнее, ахиллесова вена. Бедняжка села на иглу и не смогла слезть. С работы ее погнали, родня отреклась, она переселилась в восточную часть города и зарабатывала на дозу, торгуя собой. Отца своего я не знал. Она тоже. Может, клиент, может, сутенер, а может, просто прохожий, трахнувший ее, пока она валялась в канаве…

Хорошо, что Кардинал сидел ко мне спиной. Не хотел бы я сейчас видеть его лицо.

– Мне пришлось с малолетства заботиться о себе самому. Матери редко приходило в голову меня покормить, переодеть или помыть. Зря она не сделала аборт. Наверное, пыталась оправдать материнством свое существование, но просчиталась. Она продолжала ширяться и торговать собой, а я ползал в отбросах и дрался с бродячими псами и котами за мясные жилы и картофельные очистки. К четырем годам я стал шарить по карманам ее клиентов. Пробирался в комнату, пока они самозабвенно трахались, обыскивал штаны и куртки, добычу забирал себе. Я был пронырой. Пришлось. Как-то раз мать застукала меня и выдрала – за то, что шарил без ее ведома и не поделился. Тогда мы стали работать на пару: она трахалась, я чистил карманы, а добычу мы делили семьдесят к тридцати. Отношений ближе, чем тогда, у нас с матерью не было. В конце концов один клиент все же просек фишку. Как он вопил! Он был то ли политиком, то ли судьей – какой-то важной птицей. Орал, что положит конец нашим бандитским выходкам. Тогда мать вытащила из-под матраса шприц и всадила в него. Он попятился прямо на меня, хватая воздух ртом. Повалился на пол и смотрел перепуганным, умоляющим взглядом. Пришлось удушить – его же ремнем…