Придавила его маленечко, и повезли Татьяну Петровну Моськину в больницу. Просветили больную рентгеном (черта, конечно, не нашли), но нашли прорыв желчного пузыря, с угрозой заражения крови.

Прооперировали ее, значит, и лежит кассирша под капельницей, в таком состоянии, в каком на работу не ходят.

Лежит, и ни туда ни сюда. Уже неделя прошла – она все лежит. И ни гугу.

Черт, конечно, совсем отощал (с капельницы жирку много не наберешь) и решил, пока хозяйка лежит без дела, хоть в столовую на первый этаж сбегать.

И выскочил.

Выскочил, прыг-скок, и, чтобы долго не бегать, (он еще и ленивый оказался!) в грузовой лифт вместе с чьей-то каталкой шмыг и под простынкой свернулся…

Докатили прожорливого черта, правда, не до столовой, а до полуподвального больничного помещения.

Морг называется.

Вкатили в холодильник, на полочку, и на замок заперли.

Выглянул черт из-под этой простынки: царап-царап… Тук-тук…

Только куда там?

Так и сидел, глупый черт, в чужом мертвеце до самого крематория.

А там уж он к своим попал, и его по новому месту службы в какой-то из котлов банщиком определили.

Потому что уж очень проштрафился прожорливый черт со своим последним обедом.

Только выпрыгнул прожорливый черт из Татьяны Петровны, как она пошла на поправку, но говорят, повидала Моськина за эту неделю под капельницей такого, что и рассказывать никому не стала…

Сперва было кассирше одиноко без черта. Но это такое случается с женщинами по расставании (привычка, она хуже неволи). И ей, соответственно, тоже чего-то в душе какое-то время не хватало. Но чего? – этого не могла она уже вспомнить…

Ранним февральским утром, когда на улице свирепствовала вьюга, а земные хляби чавкали под ногами прохожих, инженер мясокомбината «Му-му», Николай Семенович Пончиков, человек семейный, скромный и тихий, вышел из своего подъезда, замотанный женой в шарф, в теплой кроличьей шапке с ушами, которую он ненавидел…

…Вдохнул морозца, сделал шаг, поскользнулся, шапка слетела с его головы, Пончиков проехался на пальто по ступенькам, сказал: «Черт меня побери!»

И свернул себе шею.

Жена плитоукладчика Сидорова велела ему по дороге с работы купить для капустного пирога кочан.

Лучше бы сама сходила, а ей было лень отрывать от телевизора (сами знаете что).

Так что она сама тоже виновата, что этот плитоукладчик поплелся в магазин за капустой и там, за прилавком, встретил любовь всей своей жизни продавщицу овощного отдела К. К. Гузкокрутову.

Полюбив эту К.К. больше жизни, страстный плитоукладчик быстренько задушил жену и, спрятав ее на балконе, выносил по частям.

Но однажды эта самая К.К. тоже решила устроить плитоукладчику приятное и пошла на балкон, за капустным кочаном, чтобы испечь пирог к ужину.

Но вместо кочана она обнаружила в овощном контейнере (сами понимаете что) и закричала от ужаса…

Таким образом, этой К.К. досталась квартира плитоукладчика и его жены, а сам плитоукладчик сидит, и будет сидеть еще долго, до тех пор, пока не осознает, что убивать жен из-за всяких там себе дороже.

* * *

Однажды плитоукладчик Иван Иванович Сидоров проснулся.

Плитоукладчик проснулся за полночь. Его мучила жажда. За окном выла ноябрьская вьюга. Ветер свистел в форточку, а на соседней с Сидоровым подушке спал черт.

Это был самый обыкновенный, дрянной и плешивый чертяка, из тех, которых кругом видимоневидимо, так что их иной раз и не отличишь друг от друга.

Однако тот черт, что похрюкивал рыльцем на соседней подушке, был знакомый Сидорову и даже, можно сказать, родной ему черт, раз Сидоров на нем женился и уже лет двадцать как делил с этакой пакостью жизнь и подушки.

Плитоукладчик поморщился (у него осенними ночами всегда ныли зубы) и, стараясь не разбудить жену, крадучись прошел по комнате к двери, выскользнул в коридор и, путаясь об кота, поплелся на кухню, чтобы выпить компота. (Жена плитоукладчика варила очень вкусный сладкий компот, из мороженых вишен.)

Оказавшись на кухне, Сидоров поднял крышку с кастрюли, где должен был быть компот, но там было совершенно пусто, только на дне шевелил усами большой рыжий таракан.

Иван Иванович больше всего на свете боялся и ненавидел тараканов. Тараканы были отвратительны плитоукладчику. В них (так ему казалось) заключалась вся мерзость и ужасы жизни, и Сидоров совершенно терял при виде тараканов голову.

Потеряв голову, бедный плитоукладчик испугался еще больше и стал бегать в темноте по квартире туда-сюда, заглядывая во все шкафы, трюмо и полочки, и искать свою голову.

С ужасом думал безголовый плитоукладчик Сидоров о том, что мог забыть свою голову на работе, или, что еще хуже, в метро, или троллейбусе. При этом бедняга совершенно точно знал, что если это в самом деле так, то головы ему уже не вернуть, потому что ее наверняка утащили.

«Тащат все, что плохо лежит, ворюги! Для чего им моя голова? В ней нет ничего хорошего! Она лысая, желтая, на ней большие некрасивые уши, в голове болят зубы, и плохо пахнет изо рта. Будь я на их месте, я бы ни за что на свете не взял себе такую голову!» – мрачно думал обезглавленный, и искал голову в шапках, и залезал руками в воротники пальто и шубу жены.

Не найдя нигде головы, Сидоров очень устал и опять почувствовал жажду. Однако теперь ему нечем было пить, и он совсем растерялся, что ему теперь делать.

Тут Сидоров посмотрел на кота, а кот посмотрел на Сидорова.

«Что, если это он сожрал мою голову, пока я спал?» – подумал, глядя на кота, Сидоров, и его затошнило и зазнобило.

И затрясло.

Тогда Сидоров кинулся в спальню и стал будить жену, чтобы спросить ее, не убирала ли она куда-нибудь его голову.

Но когда плитоукладчик разбудил жену, она захрюкала, и под одеялом у нее оказались четыре свиные лапки с копытцами, из каких варят холодец на праздники, и толстенькое щетинистое тельце.

«Это что? Неужели это моя жена?» – хотел было схватиться за голову Сидоров, но, вспомнив, что у него теперь из-за проклятого таракана в компоте нет головы, бросился прочь из квартиры, в своей полосатой пижаме, даже не повязав шарфа и не надев шапки. (Правда, теперь плитоукладчику не на что было надевать ее.)

Он кинулся в ноябрьскую ночь, а за ним бежала и хрюкала его жена, а на жене сидел кот, который съел его голову.

И это было ужасно и отвратительно.

Пробегав по пустынным ледяным улицам всю ночь, Сидоров проснулся в троллейбусе 66-го маршрута и понял по окну, что проехал свою остановку.