Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что здесь происходит? – услышал я голос Влада.
Он только вышел из ванной комнаты.
– Ничего, – Игорь отпустил мои волосы, и я отошел от него. Ноги дрожали.
Мы с Владом пошли в комнату. Он лег на диван, а я залез наверх (в первый раз) и лег.
Хотелось плакать, но, поскольку двери у нас все еще не было, я не решился.
Мне было страшно выходить из комнаты. Было страшно спускаться. Страшно дышать.
Вдруг я снова сделаю что-то не так?
Поэтому я просто смотрел в потолок.
Раньше мама часто говорила мне о том, что я неправильный. Индифферентный. К этому я привык. Несколько раз она била меня. Это было очень неприятно.
И все же это не могло сравниться с тем, что делал Игорь.
Наверное, я и правда виноват. Надо было позвонить ему, а не в скорую помощь. И как я не догадался?
– Прости, – раздался тихий голос снизу.
– Все в порядке, – ответил я, потому что не понял, за что Влад извинялся.
Он не был виноват. Ни в чем.
* * *
Очевидно, у меня было какое-то странное лицо, потому что Вика весь день спрашивала, что со мной. Я отвечал – ничего. Незачем лишний раз волновать человека. С этим я должен разобраться сам. Но она все равно спрашивала. Раньше она никогда не вела себя так настойчиво.
– А что у тебя с руками? – спросила она после уроков в раздевалке.
– А что?
– У тебя все пальцы исцарапаны, – она взяла мою ладонь в свою теплую-теплую руку.
Я присмотрелся к своим ладоням. На некоторых пальцах кожа была содрана до крови.
– Ты сам это делаешь?
Я снова пожал плечами.
– Не знаю. Я не замечал. Мне пора. Пока.
И я ушел, а она осталась.
Я виноват. Во всем.
Во всем. Во всем. Во всем.
Вероятность рождения любого человека составляет одну на многие миллиарды. Почему при таких ничтожных шансах родился именно я? Человек с обратной стороны Луны. Если в ДНК есть ген социальности, у меня он точно сломан.
Мы с папой должны были встретиться у «Макдональдса» на Сухаревской. Он опоздал, поэтому мне пришлось немного его подождать.
Артем Хвостов и Гриша Зыбин тоже стояли неподалеку и курили. Они что-то кричали мне, но я не слышал. Не слушал.
Тогда они подошли ко мне.
– Ты чё, не слышишь, когда к тебе обращаются? – спросил Артем Хвостов.
Я отвернулся от них, но Гриша Зыбин развернул меня к себе.
– Что вам нужно? – спросил я, но тут кто-то сзади положил руку мне на плечо.
– Привет, – услышал я папин голос, – Твои друзья? Познакомишь?
Но Артем Хвостов и Гриша Зыбин уже убежали. Это показалось мне забавным.
– Какие странные мальчики, – папа приподнял одну бровь, – Ну что? Куда двинем?
– Что двинем?
– Не что, а куда, – он засмеялся, – Ты хочешь куда-нибудь?
Я пожал плечами.
– Может, в кино? А? Хочешь в кино?
Я опять пожал плечами.
– Что ты такой недовольный? Не поел по расписанию?
Я медленно втянул воздух через нос и выдохнул через рот.
– Пойдем в кино, – сказал он, – Где здесь поблизости кинотеатр?
– Не знаю, – сказал я.
– Тогда давай поедем туда, где ты знаешь.
Папа не забыл о том, что я люблю ходить в кино. Забыл он только о том, что я предпочитаю ходить туда утром, на самые ранние сеансы, когда почти нет людей.
И мы поехали на «Павелецкую», хотя больше всего я хотел сейчас оказаться дома. Один. За закрытой дверью, которой больше не существовало.
Но мы ехали, а потом делали пересадку, а потом снова ехали.
Шум метро очень раздражал меня, но я старался не обращать внимание.
Две недели назад Ольга Алексеевна что-то говорила про сенсорные перегрузки, которых мне следует избегать, но это было сразу перед тем, как пришли Вика, Женя, Алина и Соня. Поэтому я не записал и не запомнил.
В кинотеатре мы с папой долго выбирали фильм, но мне не хотелось ничего смотреть. Тем не менее папа купил два билета на какой-то боевик, о котором я даже не слышал раньше.
Я никогда не любил боевики.
Я надеялся хотя бы несколько минут посидеть в темноте и тишине в зале, но вокруг были люди. Они говорили, смеялись, чавкали и хрустели попкорном, толкались, кричали. Было слишком ярко, свитер был слишком неудобным, носки слишком обтягивающими, ремень слишком сильно давил на кости. Будто бы все сигналы внешнего мира решили о себе напомнить.
Громко, слишком громко. Меня несколько раз толкнули.
Когда начался фильм, стало еще громче. Еще ярче. Кадры на экране менялись слишком быстро, кто-то в кого-то стрелял, кто-то кричал. Громко. Громко. Громко.
Я не мог больше этого выдержать.
Я молча встал и пошел через свой ряд к выходу из зала. Людям это не нравилось, но мне было все равно. Мне надо было уйти.
Протиснувшись сквозь людей, я выбежал из зала и пошел в туалет.
Ряды раковин, ряды кабинок. Я решил не включать воду, потому что кто-нибудь мог войти. Я просто закрылся в кабинке, прислонился затылком к стене и закрыл глаза руками.
Не знаю, сколько времени прошло, но стало немного легче.
Кто-то приходил, потом уходил. А потом я услышал папин голос.
– Леша? Ты здесь? – спросил он тихо.
Я знал, что надо ответить, но очень этого не хотел.
– Леша?
– Да, – сказал я и тут же услышал приближающиеся шаги.
– Слишком шумно? – спросил папа.
– Да.
– Тебе стало получше?
Я промолчал.
– Леш?
– Я аутист, да?
Теперь уже замолчал папа.
– Ответь мне.
– У нас… было такое подозрение.
– Было?
– Ты можешь выйти? Тогда мы поговорим.
Я помотал головой, но потом сообразил, что папа меня не видит.
– Там слишком ярко, – ответил я.
– Хорошо. Давай поговорим так.
– Говори.
– Когда тебе было три года, мы поняли, что ты не играешь с другими детьми. Ты собирал конструкторы, играл с машинками, очень хорошо говорил, но всегда был один.
– В младшем дошкольном возрасте распространена параллельная игра.
– Да, но ты вообще не обращал внимания на других детей. Будто их не существовало. Но врачи сказали, что раз ты говоришь, то ты не аутист. У тебя не было умственной отсталости, ты был очень спокоен. Только иногда случались срывы.