– Нет. Ты меня неточно поняла. Я пока еще не все узнал об этой планете, поэтому считаю, что говорить о ней преждевременно.

– Ты правильно рассудил, – улыбнулась Македа. – Но все же… ты должен помнить, что если ты будешь долго держать втайне от людей свое открытие, не доверяя никому и дрожа над ним, как над новорожденным ребенком, то кому из людей тогда оно понадобится? Пройдет время, и другой человек совершит открытие заново, не догадываясь, что планета уже открыта тобой.

Философ задумался. Он присел напротив царицы за стол и напыщенно произнес:

– Ты умна, царица. И, как всегда, попала в самую сердцевину вещей. Ты верно и точно поняла мои намерения. Не стану скрывать – я действительно отношусь к своей маленькой блуждающей голубой планете, как к собственному ребенку, которого надо защищать от посторонних и любопытных глаз, – философ, словно оправдываясь, пожал плечами.

– А она – блуждающая? – глаза царицы загорелись нескрываемым любопытством. Она подалась вперед и приготовилась слушать.

Алкионей заметил ее интерес и начал объяснять:

– Да. Существует семь «блуждающих светил» – семь планет. Две из них приносят в мир добро, две – зло, а три являются средними, обладая обоими качествами. Эти светила-боги являются творцами нашего мироздания. Они уравновешивают наш мир. До сих пор людям были известны расположения трех из них. Где находится четвертая на небе – до сих пор было неизвестно. И вот теперь я открыл ее! Четвертую планету – одну из тех, что несет зло в наш мир, – Алкионей замолчал. Он воодушевленно смотрел на царицу.

– То, что ты рассказал – поистине удивительно! Как много еще мы не знаем об окружающем нас мире. Человек стремится постичь его, но не получит ли он от всесильных богов наказание за свою тягу к познаниям? – задумчиво спросила она.

– Ты задала очень интересный и сложный вопрос, – усмехнулся философ. – Я даже не знаю, что тебе ответить на него! Но все же попытаюсь. Может быть, когда наши далекие потомки и впрямь возомнят себя подобным всесильным богам и станут безжалостно вести себя с всякими тварями и окружающей их природой, попирая законы жизни, установленные богами, вот тогда, я уверен, – людей действительно постигнет ужасное возмездие. За их безмерную гордыню, самомнение и самонадеянность! – лицо Алкионея стало задумчивым, взгляд рассеянным. Он замолчал, как будто вглядывался в будущее.

– А что нового ты узнал о Луне? Есть ли что-то еще, что ты до сих пор мне еще не рассказал? – отвлекла его Македа. Она уже знала, если Алкионей так задумался и замолчал, значит, он глубоко погрузился в свои внутренние философские размышления. И их разговор может прерваться на самом интересном месте.

– Я уже знаю, что Луна – сосед Земли на небосклоне, – продолжила Македа, – она так сильно воздействует на людей! Особенно на женщин, устанавливая в их организме лунные циклы, которые позволяют женщинам зачать и родить ребенка. Поистине, ее влияние на людей огромное. И знаешь еще что? Луна мешает мне спать! Она заглядывает ко мне в окно и пугает меня своим таинственным и бледным сиянием, – Македа улыбнулась и кокетливо посмотрела на Алкионея.

– Ты права, царица. Я могу предсказать время лунного и солнечного затмения, и я рассчитал расстояние от Луны до Земли. Я так же, как ты, уверен, что наша планета неразрывно соединена с Луной таинственной и загадочной связью. Я это вижу, когда наблюдаю за вращением Луны. Я даже составил циклы ее вращения. Хочешь, я расскажу тебе о них? – с важным видом, не замечая подвоха, ответил тот.

Глаза Македы зажглись неподдельным интересом:

– Конечно, хочу. Научи меня всему, что ты еще необычного узнал и увидел на небе! – попросила она.

Щеки ее вспыхнули от волнения. Так бывало всегда, когда она узнавала о каким-нибудь удивительном явлении природы.

Философ ободряюще улыбнулся:

– Мне нравится твой интерес. Не каждому дано его иметь в своем сердце – только ищущим и пытливым людям. Ты не просто мудра, Савская царица. Ты ищешь ответ и смысл явлений в окружающих тебя вещах, в людях и в рукописях. Ты обязательно найдешь его. Слушай. Луна – это шар, наполовину блестящий, а наполовину лазоревого цвета. Ты это уже знаешь. Когда Луна совершает путь по орбите и проходит под солнечным диском, она охватывается его лучами и неистовым жаром. Поэтому она поворачивается к нему своей блестящей стороной – из-за стремления ее света к свету. Когда же она, привлеченная Солнцем, обращена вверх, то ее нижняя, неблестящая сторона, благодаря окружающему ее воздуху и сходству с ним, кажется темной. Когда лучи солнца падают на нее отвесно, свет Луны остается обращенным кверху, и тогда Луна называется первою. Когда, двигаясь дальше, она идет к восточным частям неба, то освобождается от воздействия Солнца, и самый край ее блестящей части испускает сияние на Землю, становясь до чрезвычайности тонкой черточкой. Тут она называется второй Луною. По мере ежедневного ее вращения, отходя все больше, она по счету дней называется третьей, четвертою и т. д. В седьмой день, на закате Солнца, Луна занимает место между востоком и западом в середине неба. Потому что отстоит от Солнца на половину пространства неба и также обращена к Земле половиною своей блестящей части. Когда же расстояние между Солнцем и Луной равно всему пространству неба и восходящей Луне прямо противостоит Солнце на закате, то она, отпущенная его лучами на четырнадцатый день, испускает сияние полным кругом всего своего диска; в остальные же дни, ежедневно убывая, к окончанию лунного месяца, по мере своего обращения и пути, снова привлекается Солнцем, подходит под его круг и таким образом завершает полное число месячных дней («Об архитектуре», IX, 2, 1–2).

Алкионей резко оборвал свой рассказ и строго посмотрел на свою задумавшуюся собеседницу.

– Я вижу, царица, что ты далеко ушла в своих мыслях от нашего разговора. И уже почти не слушаешь меня. О чем ты задумалась? О том храбром воине, который отдал за тебя жизнь? – неожиданно спросил он, проявляя бестактность.

Македа кивнула. Однако с удивлением и холодно она поглядела на философа, позволившего себе столь неосторожно спросить ее о тщательно скрываемых мыслях. Если об этом догадался философ, то и другие придворные также могли догадаться об этом. А это уже не могло ей понравиться… Тем временем философ, как будто не замечая ее недовольного и вопросительного взгляда, гордый собой и вдохновленный собственной ролью учителя, продолжал:

– Позволь мне дать тебе один совет?

Македа кивнула, решив пока спрятать свой гнев и посмотреть, насколько далеко может зайти его дерзость. Алкионей продолжил:

– Ты не должна корить себя за смерть этого воина. Тем более ты его уже не вернешь. Богам видней, когда и кого из живых забирать в подземное царство.

– Ты говоришь так же, как Великий провидец. Странно… Вы никогда не видели друг друга? Скажи, как ты догадался о моих мыслях? – спросила она с любопытством, решив узнать, в чем она еще могла себя выдать.

– Это нетрудно. Твои глаза сказали об этом еще год назад. И с той поры ты не рассталась со своей сердечной печалью, – Алкионей смотрел на нее сочувственно и серьезно. Взгляд его стал нежным и умоляющим.