у этой кассирши и залечь на дно! А то как-то все не везет в последние дни. Можно и вообще из Казани срулить с такими-то хрустами. Надо все обдумать до мелочей… Подстеречь кассиршу на одном из пустынных переулков, разрядить ей в спину пару патронов, подхватить сумку и бежать! На все уйдет минуты две, ну пускай три! Никак не больше, иначе завалишься! Что ж, следует рискнуть! Но за такие деньги милиция весь город перероет!»

Хрипунов считал себя интеллектуалом. Нередко он посещал громкие судебные процессы, чтобы послушать обвиняемых, речи адвокатов и выступления прокуроров. Старался понять, где именно бродяги совершили ошибки, которые привели их на скамью подсудимых. Читал газетные статьи, посвященные уголовным делам, каковых в последние годы публиковалось немало, где детально расписывалась работа следственно-оперативных групп. Следовало учиться на чужих ошибках. «Как правило, преступники попадаются в основном по собственной глупости и недальновидности, – рассуждал Хрипунов. – Важно не допускать ошибок. Взять хотя бы “Черную кошку”! Почему она так долго оставалась неуловимой? Да потому, что паханы толковые были! Все свои дела проворачивали чисто, не оставляли после себя свидетелей! Трудно или практически не раскрываются преступления, в которых продумана каждая мелочь и просчитан каждый шаг, где рассмотрены все возможные варианты осуществления дела и пути отхода при его неблагоприятном повороте. В хорошо продуманном деле не может быть чего-то второстепенного. Главным должно быть все! Важна любая мелочь! В противном случае дело будет провалено! А ограбление кассирши, конечно же, дело интересное. Единственная сложность заключается в том, что кассирша будет идти через центр города, где располагается сам завод, по многолюдной улице. Мое преимущество – эффект неожиданности! Пока случайные свидетели поймут, в чем дело, я уже буду далеко. Ограбление должно быть совершено мгновенно, иначе – конец!»

Петр Петешев не торопил, терпеливо дожидался ответа. И по тому, как глубоко задумался Большак, как неспешно и обстоятельно он разминал табак папиросы и глубоко затягивался дымом, было понятно, что предложение его заинтересовало.

Наконец Хрипунов ответил:

– Дело, думаю, стоящее. Такое нам не каждый день подваливает. Отказываться от него – большой грех! Иначе в следующий раз ничего путевого не выгорит…

– Золотые слова, Большак, – заулыбался Петр.

– Я удивляюсь тебе, Петух, почему ты об этом деле раньше мне не сообщил? Когда кассирша получает аванс? Числа двадцатого?

– Восемнадцатого, – поправил Петешев.

– Вот восемнадцатого и возьмем кассу!

– Большак, патроны кончаются. У тебя человек какой-то был, который патроны доставал.

– Не паникуй! С патронами улажу. Приходи вечером ко мне с Бабаем, все обсудим в деталях, а сегодня я сам покумекаю, как нам лучше это дельце провернуть.

Глава 33

Уходите отсюда!

Прохладным вечером вчетвером собрались в тихом бревенчатом домике четы Хрипуновых. Надежда, привалившись к плечу мужа, иногда поднимала глаза на Барабаева, который боялся встретиться с ней взглядом даже на мгновение. «Упаси господи, если Большак что-нибудь заметит! Он малых обид-то не прощает, а такое…» Алексею иногда чудилось, что Хрипунов видит его настороженный взгляд, и тогда у него внутри все замирало от страха.

Алексею Барабаеву припомнилось недавнее ограбление семьи Кашафутдиновых, когда Хрипунов с Петешевым прямо среди окровавленных трупов изнасиловали племянницу старика. Помнил самодовольное лицо Большака, расплывшееся в улыбке, когда тот, застегивая на поясе брючный ремень, смотрел на неподвижно лежавшую девушку и дергающегося на ней Петешева.

– А она хороша! Девка оказалась… А ты, я как посмотрю, мастер, – похвалил он поднявшегося Петешева и, посмотрев на него, проговорил: – Леха, у тебя еще бабы не было. Не хочешь свою штуку попробовать, как она работает? Ты у нее всего лишь третьим мужиком будешь.

Тогда Алексей Барабаев не помнил, что ответил, – было противно и, глядя на развеселившегося Хрипунова, страшно. В брюках, перепачканных кровью, в рубахе, разорванной на плече, и с кривой ухмылкой на тонких губах, он походил на Мефистофеля. А девушка смотрела на Петешева и Хрипунова и повторяла лишь одно:

– Только не убивайте меня… Только не убивайте! Я ничего никому не скажу.

Иногда Алексея Барабаева подмывало чисто мужское самолюбие похвастаться перед Петром, как он мял Надьку на скрипучей пружинистой кровати. «Красивая, длинноногая, с белым крепким телом. А какая горячая! Мечта, а не баба!» Но он тут же спохватывался и корил себя за несдержанность, пусть даже в мыслях, понимал, что даже одно неосторожное слово может стоить ему жизни.

Сейчас в произошедшее трудно было поверить. Надежда для Большака, несмотря на все его любовные приключения, оставалась по-прежнему самым близким человеком, и он обожал ее до беспамятства. Как же в нем все это сочетается, думал Алексей о Хрипунове. Когда выходил на дело, так в нем проявлялась крайняя степень жестокости. Но он никогда не допускал ничего похожего по отношению к Наде, всегда оставался с ней предупредителен и добр. Оставалось только удивляться, как в нем сочетаются две противоположные сущности. А Надежда? Интересно, какими глазами она видит своего мужа?

Алексей Барабаев ловил себя на том, что частенько вспоминает Надю как первую свою настоящую привязанность, как свою первую любовь. Она всплывала в его памяти ласковой и до бесстыдства откровенной. Помнил ее неутомимость и горячее тело. И сейчас, глядя на нее, уютно устроившуюся под рукой у Хрипунова, трудно было поверить, что это и есть та самая женщина, которая буквально топила его в своей любви.

Сближение с Надеждой произошло неожиданно для самого Барабаева. Как-то раз он пришел к нему домой, но хозяина не застал – как выяснилось, он уехал на несколько дней по каким-то своим делам в Москву. Надежда встретила Алексея радушно, пригласила пообедать и налила стакан красного вина – как она выразилась: «За знакомство и для аппетита».

Отказаться Алексей Барабаев не посмел: «Не хватало еще, чтобы за паиньку приняла!» Он лихо влил в себя вино и вскоре почувствовал, что захмелел. В соседней комнате заплакала годовалая дочь Надежды. Улыбнувшись гостю, хозяйка дома сказала:

– Я сейчас… Дочка там плачет. Я ее только успокою и тут же вернусь.

И действительно, вскоре плач прекратился, а из темной комнаты послышался ее тихий, ласкающий слух голос:

– Леша, помоги мне, пожалуйста, дочку в кроватку положить.

Барабаев, хмельной от выпитого вина и от какого-то томительного и волнующего предчувствия, пошел прямо на ее ласковый голос. А когда он, толкнув дверь, вошел в другую комнату, то столкнулся лицом к лицу с Надеждой. За прошедшие минуты в ней произошла какая-то тревожная перемена, Алексей почувствовал это сразу, как только увидел. Она не просто стала другой, она изменилась и внешне. Вместо длинного