Однако только от людей с сильной волей можно ждать спасениядля рода людского!

В небе пронеслась огненная стрела, за нею горел и сыпалискрами воздух. Стрела неожиданно вильнула и помчалась в его сторону. Адамнасторожился, затем разглядел быстро увеличивающуюся женскую фигурку. Лилитраскинула руки, Адам не успел отстраниться, как она с лету обхватила его шею руками,прижалась горячим телом и влепила горячий поцелуй.

— Как я давно тебя не видела!

— Я тоже, — пробормотал Адам. Он отстранилее. — Что ты со мной делаешь… Ты не меняешься, Лилит.

Она воскликнула:

— Зато ты выглядишь совсем другим, Адам! Помнишь, какимты был?

Он усмехнулся.

— Я был молодым и красивым.

Она энергично затрясла головой.

— Ты и сейчас молод и силен, но тогда ты был совсем…неинтересным, Адам. И я превосходила тебя во всем. Но сейчас смотрю на тебя ичувствую себя маленькой, глупой и слабой. Откуда в тебе эта сила? Ты не такимбыл раньше. Это в тебе появилось потом, когда ты ушел из Эдема…

— Когда изгнали.

Она снова покачала головой.

— Я потом узнала, ты мог остаться!.. Но ты проявилбольше гордости, чем было у Люцифера. Никто не ожидал, что ты предпочтешь уход.Тебе в самом деле так дорога эта женщина?

Он пожал плечами, Лилит чуть ли не при каждой встрече этоспрашивает, хотя видит, как вопрос ему неприятен, но она всегда отличаласьпрямолинейностью и сейчас смотрит требовательно, даже не понимает, что такоеможно бы не спрашивать.

— Я поступил так, — ответил он нехотя, — какдолжен был поступить.

— Почему?

— Не знаю, — ответил он.

— Ты мог бы остаться!

— И чувствовал бы себя оплеванным с головы до ног.

— Кем? — спросила она с удивлением.

Он обронил с кривой усмешкой:

— Собой, Лилит. Для мужчины самоуважение… очень даженемало. Если не уважать себя, как принудить уважать себя весь мир?

Она пожала плечами.

— Большинство ангелов об этом даже не задумывается.

— Я не ангел, — напомнил он с неловкостью. —Это ты сейчас с ними общаешься… А я — из земли.

Он непроизвольно хотел, чтобы это прозвучало язвительнымнапоминанием о тех временах, когда она тыкала его носом в низкое происхождение.Даже их сын Алат посчитал себя уязвленным, что часть в нем от Адама, земляногочеловека, однако сейчас голос Адама прозвучал утешающе и даже словно бывиновато, что он вот из земли, как ему повезло, а они все вместе с ангеламивсего лишь из огненной стихии.

Лилит грустно усмехнулась.

— Да, ты из земли. Не обижай меня, Адам.

— Я?

— Ты всегда знал, — укорила она, — в отличиеот меня, что важно не откуда человек, а куда идет.

— Ну… гм… Не то чтоб уж так совсем ясно…

— Или просто чувствовал, — сказала она. — А ятолько теперь это вижу. Сколько лет прошло? Сто или тысяча? Для меня это какодин день.

— Девятьсот лет, — ответил Адам. — Дажебольше.

— Девятьсот… — протянула она озадаченно. — Яне обращала внимания, что так много. Или это мало? Я просто жила и полной чашейчерпала все радости, до каких могла дотянуться. И насмехалась над твоей жизнью.А сейчас вижу, что давно исчерпала их все… и только повторяюсь и повторяюсь.Мои радости — на небольшой, огражденной забором полянке, а твои — вначале дивной дороги, что даже для Создателя теряется в туманной дали…

Он промолчал, да Лилит и не ждала ответа. Она и так знала,что у нее от этой встречи будет снова необычный сын, хоть и не знала —какой, и еще до его рождения дала ему имя Кухул, просто понравились звуки,протяжные и чуточку таинственные.

Когда рождался Кухул, Лилит настолько страдала от боли, чтов беспамятстве прокляла его еще во чреве, и Кухул появился со сжатым кулаком, вкотором был клок окровавленной плоти материнской утробы. После его рожденияЛилит долго страдала, даже оставила ребенка и умчалась высоко в горы, чтобыутихомирить боль, а Кухул, всеми презираемый и ненавидимый, был изгнан отовсюдуи нашел прибежище в могиле, где проводил время в гробу. Лишь с наступлениемночи он выходил из могилы, подстерегал на перекрестках дорог одиноких путников,набрасывался на них и пил кровь. От него пошло племя отверженных, которыхубивал солнечный свет, а питаться они могли только теплой человеческой кровью.

Под покровом ночи люди из кочевого племени подобрались кгороду Иареда и, перебравшись через частокол, ринулись убивать и грабитьбеззащитных горожан.

Нападавшие на бегу умело бросали горящие факелы на крышидомов, хозяева выскакивали и первым делом бросались поспешно тушить огонь.Убивать их было настолько легко, что боевой клич нападавших вскоре стал звучатьвсе реже и реже.

Адни, жена Еноха, была на последнем месяце беременности, нопонимала, что при ее красоте спрятаться не удастся. Ее будут насиловать до техпор, пока она не умрет, и никого не остановит, что вместе с нею умрет и нерожденный еще ребенок.

Под покровом ночи она ползком выбралась за город и,подхватившись на ноги, бросилась бежать. На беду, возле ограды рухнула горящаясторожевая вышка, взметнулся сноп искр, и Адни с ужасом поняла по злораднымкрикам, что ее бегство заметили.

Она припустилась со всех ног, в темноте послышались тяжелыешаги. За ней побежали, как она решила по топоту, двое или трое мужчин. В рукахфакелы, и хотя они им самим слепят глаза, зато не упадут, а она то и делоспотыкалась в темноте, запиналась.

Сердце едва не выскакивало, горло пересохло, оначувствовала, как последние силы покидают ее, ноги начали заплетаться, а в грудистало горячо.

— Господи! — взмолилась она горячо. — За чтомне такая участь? Чего я бегу, когда от них все равно не скрыться? Не проще лисесть и дождаться, когда их дубины обрушатся на мою голову?

И вдруг она с удивлением и страхом услышала тонкий детскийголосок из своего чрева:

— Мама, беги еще!.. Прячься!.. Я поспешу прийти напомощь…

Она прошептала в ужасе:

— Ты?.. Мой ребенок? Но тебе еще рано…

— Что делать, — ответил голосок, и ей показалось,что он стал чуть звонче, — если надо…

Она из последних сил бежала, упала, доползла до темных вночи скал, а там кое-как, теряя сознание, заползла под ветви кустарника,пробралась в щель, уже там потеряла сознание. Очнувшись, слышала наверху грубыеголоса, брань. Ее искали, потом начали расшвыривать камни, догадавшись, что онатаится где-то в щели.