— А не <…>ра было мне свой кулак в зубы совать. Я подумал— сам просится. Почему бы и не….

Они немного нервно рассмеялись.

Пашка с сомнением оглядел их, достал рацию и сказал:

— Двор чист. Заезжайте.

Из-за угла немедленно появилась черная «Ауди-А4» с тонированными стеклами, миновав грузовики, осторожно вкатилась в ворота. Из роскошного автомобиля медленно и с полным сознанием собственной важности, вышли трое. На сегодняшнюю операцию Чернышов сумел выбить машину прикрытия и вполне приличные костюмы.

Контроллеры вошли в вестибюль. Пустой, если не считать маленькой стойки с правой стороны коридора. За ней восседал вальяжный охранник, пожилой и, что называется, в теле. Вряд ли серьезный боец, скорее всего его посадили на вход для сохранения внешней атрибутики. Больше всего он походил на старорежимного сторожа советских времен. Когда еще не взрывали школы, а ученики не приносили на уроки боевые гранаты. Правильно, любая комиссия очень заинтересуется, обнаружив на входе быкоподобных мальчиков. Что это, мол, вы тут прячете? А так — все чин чином: обычный сторож.

При виде внушительной процессии охранник заулыбался, но потом, близоруко прищурясь, понял, что гости ему не знакомы, потянулся к телефону. По офицерской выправке и уверенному виду он сразу определил: это не клиенты.

Савва рванулся вперед, железной рукой перехватил запястье сторожа. Тот взвыл.

— Тих-хо! — угрожающе прошипел Корняков, глядя в испуганные, заплывшие жиром глазки. — Еще раз потянешься к телефону — я тебе ногу сломаю. Понял?!

— Д-да…

— Сиди тихо и не отсвечивай. Тогда, может быть, вы-I живешь.

— Где Устенко? — спросил подошедший Артем.

— В… внизу… в санблоке… девочек проверяет…

— А гости?

— Досье с-смотрят…

— Какое еще досье?! — палец Саввы уперся сторожу в переносицу.

— Н-ну… наших лучших красавец… выбирают они…

— Так, — Чернышов вырвал из гнезда телефонный шнур. — Сав, свяжи этого гаврика. Даня, стой здесь, смотри за ним. Если кто из гостей захочет выскочить — не мешай, омоновцы на входе возьмут! Ясно?

— Ясно, — тихо сказал Даниил, в который уже раз остро ощутив собственную несостоятельность. Такую, что Артем даже в отпуск его хотел услать. Вот и сейчас, зная, что инок все равно ничем помочь не сможет, командир поставил его туда, где он, по крайней мере, не помешает. И где нет никакой опасности. Еще и задание дал. Бесполезное, зато вроде как при деле. Чтоб не обижать.

— Готово, Сав? Пошли.

Обшарпанная, лишь слегка подкрашенная в самых гнилых местах лестница вела в темное зево подвала. Видимо, клиенты здесь не появлялись, поэтому хозяева «Зеленого луча» на ремонт решили не тратиться.

Подвал выглядел еще более неухоженным — сырые склизкие стены, облезшая штукатурка, щербатый кафель под ногами. У самого потолка натужно пыхтели трубы, обитые лохматой от времени асбестовой изоляцией. Пахло сыростью и хлоркой.

Где-то впереди раздавались голоса — женский, визгливый и противный, и мужской, совсем тихий. И все сильнее шумела вода.

Буквально шагов через сто Артем и Савва наткнулись на еще одного охранника. Мощные плечи облегала серо-стальная униформа с закатанными рукавами, руки, перевитые жилами и мышцами, наверное, могли бы свернуть шею быку. Но сейчас страж занимался другим — развернувшись на стуле, поглядывал в щелку полуоткрытой двери, откуда доносились голоса, и слышался шум воды.

Очень уж хотелось охраннику видеть, что там происходит. Он так увлекся, что не услышал шагов, пока не стало слишком поздно. Савва резко, с оттягом саданул его ребром ладони по шее, ухватил за воротник и вдобавок несколько раз приложил головой о стену. Незадачливый страж захрипел, упал на колени, а потом повалился на пол и затих.

Корняков рванул дверь и застыл на пороге.

Внутри контроллеры застали страшную картину. Комната действительно чем-то напоминала санблок в колониях и тюрьмах — длинный ряд открытых кабинок с ржавыми трубами, позеленевшие от старости форсунки душа над головой, замызганный, омерзительно грязный пол.

Посреди душевой переминались с ноги на ногу восемь обнаженных девочек. Именно девочек — совсем молоденьких, лет тринадцати-четырнадцати. Они дрожали от холода— только что вымытая кожа покрылась мурашками, но, кроме них, никому не было до этого дела.

Вокруг суетился маленький человечек, заглядывал между ног, хватал рукой за лобок, кричал, не стесняясь в выражениях. Потом кивал, шел к следующей. У третьей по счету девочки он возился особенно долго — она едва не теряла сознание от отвращения и страха. Человечек долго водил ладонью по ее промежности, потом сказал:

— Эту — брить.

Девочка заплакала. Шедший следом невысокий старик тут же присел на колено, ухватил ее за ногу, дернул вверх, заставив поднять повыше.

— Не шевелись. И ногу держи ровно! Недобрые руки в жестких седых волосах быстро ощупали несчастную. В пальцах у старика появился тюбик, блеснула безопасная бритва. За всем этим наблюдала здоровенная бабища, ухмылялась, изредка отпускала омерзительную шутку. Голос у нее был тот самый — визгливый и противный. За ее спиной подпирали стену два квадратных мордоворота. Они тоже не отрываясь смотрели на обнаженные тела, ржали, подталкивая друг друга локтями в бок.

В памяти всплывали кадры кинохроники. Все это выглядело похожим уже не на российские, а скорее на нацистские лагеря — помывка, интимная стрижка «материала». Выставленные голыми на поругание ухмыляющимся охранникам и омерзительному «парикмахеру» девчонки старались отвернуться, прикрыться руками, но к ним тут же подскакивал коротышка, хлестал по щекам, орал:

— Стойте нормально, шлюхи! Сейчас еще цветочки, ягодки вас наверху заждались!

Ошеломленные страшной картиной контроллеры не двигались. Человечек обернулся, заметил непрошеных гостей:

— А вы кто такие?

Савва шагнул вперед. Видимо, на его лице была написана такая ненависть, что коротышка даже отшатнулся. Попятился, испуганно прикрыв руками лицо. Потом махнул рукой охране:

— Уберите их отсюда!

Драки не получилось. Корняков перехватил качков жестокими ударами еще на подходе. Это скорее походило на избиение — через несколько секунд охрана валялась на изгаженном полу. Один ныл в голос и баюкал сломанную руку, второй лежал неподвижно с вывернутой под неестественным углом челюстью.

Артем тоже вошел в душевую. У крайней слева, худенькой и стройной, белобрысой девчушки при виде его загорелись глаза. Она радостно улыбнулась, потом, прижавшись к соседке, что-то зашептала ей на ухо.

Чернышов помнил ее: Майя, тринадцать лет. Она третьей согласилась дать показания против хозяев «Зеленого луча».