— Боялся, поди, что четвертая супруга помрет, — проворчала я, пытаясь сдержать радость.

— Дура ты, Милослава, хоть и умная, — покачал головой Кир. — Скажи лучше, отчего в окно полезла? Ладно, в коридор дверь на ключ оказалась заперта, а в мыльню почему не вышла? Разум застило? Хотя по тебе мы поняли, что опоили тебя. Я по зрачкам расширенным и по холодным рукам сразу догадался — настой бездонника тебе подлили. Обычному человеку ничего с него не будет, разве что сон крепкий, а магу разум мутит, и чем сильнее маг, тем тяжелее ему в себя прийти. А ты еще дыму надышалась, в окно голая полезла — простыла. Оттого и заболела. Чудо, что вообще проснуться смогла. Спасибо, что мне да Максу лишь сонного порошка в вино подсыпали.

Я рассказала ему про «паутинку», и Кир решил, что спасло меня, действительно, чудо. А коли я бы не проснулась — что бы люди подумали? Сама ли я угорела, или Оберлинг поджег? Его-то с полюбовницей застукали, и любой маг подтвердил бы, да и Анна бы правдиво свидетельствовала: была меж ними связь. Я более не сомневалась, что Анна — внучка Шарлотты и Доминиана, дочь ее сына, потомок Галлингов и наша с Кирьяном дальняя родственница.

— Ловчие чужого присутствия в твоей спальне не заметили, — мрачно заявил Кир. — Следы Макса были, да он и сам не скрывает, что заходил к тебе ночью — взглянуть, хорошо ли ты спишь.

— Какие еще ловчие?

— Вызвали из столицы, — вздохнул Кирьян. — Оберлинг, дурак, настоял. Говорил я ему, что он крайний окажется — с тремя-то ранее погибшими женами, но он слушать не захотел.

— И где они теперь?

— Ну как где? Здесь. Живут в ваших комнатах, едят вашу еду. Да не бойся, их всего двое, я третий.

— Вот только еще двоих магов мне тут и не хватало, — проворчала я. — Вы, маги, жрете, как десяток взрослых дровосеков. У меня тут и так дюжина лишних ртов зимует, еще и маги. Учти: будем голодать — пришлю жалобу государю.

— Королю, Мила, королю — усмехнулся Кир. — Ты не забывай, что ты не в Славии. Нашему величеству на проблемы лордов плевать с высокой башни. Или ты еще по плачевному состоянию семейства Браенгов не догадалась? Если бы не поддержка Эстебана — я бы и ловчим-то не стал. Благодаря ему мы хоть как-то держимся. Теперь хоть от Оберлингов всесторонняя поддержка. Они желают заручиться нашей дружбой, ведь рудники им возвращать ой как неохота!

— И не вернем, — раздался из дверей голос Максимилиана. — Ишь, чего выдумали — рудники им! Считайте, что мы их вернули, а потом с приданым Милославы обратно получили. По сути, так оно и есть.

Выглядел Максимилиан значительно лучше, чем утром: он побрился, переоделся, привел в порядок буйную шевелюру. Только воспаленные глаза выдавали усталость, да скорбные складки вокруг губ.

— Макс! — обрадовалась я и немедленно вскочила, чтобы усадить его на диван. — Ты обедал? Опять нет? Вот, мне столько всего Марта принесла — впору наших прожорливых ловчих звать. Садись, ешь. Да взвар пей, я налью сейчас.

С каждым часом мне становилось всё лучше, слабость быстро отступала. Уверена, за это стоило поблагодарить того из ловчих, который оказался неплохим целителем и, по словам Кира, несколько раз вливал в меня силы, пока я лежала в горячке.

Супруг смотрел на меня недоверчиво, явно не понимая, с чего я так любезна. Мне же хотелось ему угодить, загладить вину и как-то отблагодарить за те дни, что он провел у моей кровати. Глядя на его усталый вид, я испытывала странную для меня нежность.

Судя по жадности, с которой Оберлинг вгрызался в холодную куриную ножку, он и в самом деле не обедал, а, возможно, и не завтракал. Я только вздыхала: стоило заболеть, и никто не позаботился о том, чтобы проследить за этим. Вот Кирьян, я уверена, трапез не пропускал. А Максимилиан и в прошлые-то дни забывал поесть. Не удержавшись, я погладила его по руке. Он дернулся от моего прикосновения, взглянул с недоумением.

— Я, пожалуй, схожу, погляжу, как там у ловчих дела, — задумчиво сказал Кир и немедленно осуществил это похвальное намерение, исчезнув из библиотеки.

— Я вижу, нам надо поговорить, — вздохнул муж, пряча глаза. — Я хотел сказать… Не стоит нам ждать год, разведемся по весне. Я дам тебе сопровождение, поезжай в Степь к своему любимому. Пожалуй, я бы даже проводил тебя к нему, чтобы быть уверенным, что ты благополучно доехала.

— А если я не хочу в Степь? — спросила я, опуская ресницы.

— А что ты хочешь? — удивился Макс. — К отцу?

— Тебя хочу, — призналась я, робко положив руку ему на бедро.

Решиться на что-то большее мне не хватило духу. И без того совершила немыслимую вольность, признавшись мужчине в своих чувствах первой. Пусть и мужу.

Оберлинг пристально поглядел на меня, а затем потянул к себе на колени — и я ни капельки не противилась, напротив: обвила его талию руками и прижалась к его плечу.

— Насовсем хочешь? — уточнил он.

Я кивнула, стыдясь поднять глаза.

— Со мной остаешься? Навсегда? — не унимался он. — Женой мне будешь, детей родишь? Старость со мной встретишь и никаких чужих имен в постели не произнесешь?

Я выпрямилась в возмущении, стукнувшись макушкой об его подбородок. Вот что еще нужно человеку? Признаний? Извинений? Поглядела ему в лицо и смело сказала:

— Верной и ласковой женой тебе буду! Ни словом, ни делом не изменю. В богатстве и в бедности, в горе и в радости, в болезни и здравии.

— Это лучшие брачные клятвы, которые я когда-либо слышал, — выдохнул он.

— Это традиционные славские клятвы, — пробормотала я, завороженно глядя на его губы.

Полнолуние, чтоб его!

Супруг оправдал мои надежды, сминая поцелуем мой рот, раздвигая мои губы языком. Я с пылом отвечала ему: целоваться меня Волчек в свое время научил. Я всегда была прилежной ученицей, стремясь овладеть любой наукой в совершенстве. Поэтому, ничуть не устыдясь, я отвечала на поцелуи, покусывала губы Максимилиана, послушно наклоняла голову, подставляя шею и ключицы жаркому мужскому рту. Однако когда его руки принялись задирать подол платья, я взвилась.

— Ты что, — вскрикнула я, отталкивая его ладони. — Неприлично! Мы же не в спальне, и за окном белый день. Ну Макс!

— Что Макс? — хрипло шептал он, щекоча горячим дыханием мою грудь (я бы хотела сказать, ложбинку, но по правде никакой ложбинки там не было — я ж не Славка). — Я сорок лет как Макс! А еще я мужчина, у которого давно не было женщины, а ты — моя желанная супруга.

И когда только он успел спустить платье с моих плеч?

Так, значит, не было женщины?

— Не было? — всхлипнула я, вцепившись в его рубашку. — А Анна?

— Я тебе не изменял! — горячо заявил мой супруг. — С Анной спал, не отрицаю. Но это было в прошлом. А с того дня, как ты появилась здесь, я не прикасался ни к одной женщине, кроме тебя!

— А что было между вами в библиотеке, вот на этом самом диване? — грозно сдвинула я брови, испытывая в душе неимоверное облегчение.