Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пошла – красная по красному городу, и видела пустые глазницы домов, и другие окна, зажмурившиеся шторами, и знала, там должны быть люди, но город выглядел таким вымершим. Словно не осталось никого – ни одного живого человека, а только сирена, механический голос, предупреждения и красный, такой пугающий красный свет, означавший, что мир близок к своему полному уничтожению, и все у нее получалось – стук каблуков заглушался воем, платье цветом сливалось со стенами домов, и ее трясло, но она шла, уворачиваясь от патрулей, натренированных, как они все, как каждый в этом городе, идущих известным только им маршрутом, который не позволял им встретить ее. Учения, въевшиеся и ей в подкорку, тоже гнали ее в здания, спрятаться в квартире, замуроваться, сесть и бояться, но она шла туда, куда он сказал, потому что это было единственное место, где ее ждут, думала, та точка вселенной, вокруг которой вертится все мироздание, Бог или дьявол, один из двоих, и иного не дано. Она держалась графика, минута в минуту оказалась у его дома и, конечно, консьержа не должно было быть на месте, ведь никто не ходил по улицам во время красного уровня, кроме одной женщины.
Ада остановилась перед подъездом, посмотрела наверх, куда-то туда, где должны были быть его окна, замерла, потом решительно толкнула дверь, и…
– Гражданка Штибер,– раздался над ухом знакомый по ночным кошмарам голос, и она ощутила, как нечто уперлось в ее затылок. Закрыла глаза, мгновение, нет, меньше, и поняла, откуда знает этот голос. Паук, тот офицер, с которым она беседовала о Вельде, и знакомое ощущение мерзости бесчисленными насекомыми поползло по обнаженным рукам и ногам, но она даже не попыталась сделать рывок.
– Наконец, мы встретились. После вас, – она увидела руку, и рука эта показалась ей какой-то неправильной – что это за грязь, въевшаяся в его кожу, отчего?
Она послушно сделала шаг в темноту подъезда.
– Я шел за вами от самого ресторана, – пояснил голос, и она услышала, неожиданно, смешок вслед за словами. – Я думаю, мы с вами должны подняться вместе. Я думаю, нас ждет один мой старый знакомый.
Герман, подумала. Герман ждет наверху. Этот человек хочет добраться до Германа. Язык прилип к гортани.
– Я не советую вам делать что-то, что мне не понравится, – продолжил он, и она услышала еще один смешок. За прошедшие годы «паук» научился смеяться? – Я стал очень нервным в последнее время, а пистолет заряжен.
Она чуть-чуть кивнула, обозначая, что поняла приказ, и мимо пустого поста охраны они прошли к лестнице, конечно же, лифт не работал – красный уровень, электроэнергия расходуется экономно.
– Идите первая, только не слишком быстро. Кричать и пытаться убежать я вам не рекомендую, – но она и не побежала бы, и некого было звать на помощь. Герман, подумала. Наверху может ждать Герман, и он откроет дверь, когда увидит ее, а потом этот маньяк войдет в квартиру следом за ней и будет стрелять.
– Кого вы хотите увидеть наверху? – Спросила, думая, а если попытаться его обмануть, если позвонить в другую квартиру, на другом этаже, тогда… Им не откроют, поняла. Служба охраны входит без звонка, а больше никому в такой момент открывать не станут.
– Вы знаете, кого, – ответил мужчина. – Я следил за вами. Он снимал охрану с вашей квартиры, когда приходил к вам с докладами, но он не мог «снять» меня, потому что времена, когда мы работали вместе в прошлом.
Он снова хохотнул, громче, и она, наконец, испугалась. Лестница тянулась бесконечно, и он, хоть и был выше, больше не мог держать пистолет у ее затылка, но она знала, он сзади, идет по пятам, слышала тяжелое дыхание, слышала странноватый шорох его шагов, и поняла – он следил за ней, а она ничего не заметила – ведь выла сирена, и он, несмотря на хромоту – конечно, он же хромой, вот почему звук шагов так неритмичен, вот откуда это шарканье, шорох-шаг, шорох-шаг, – он умел ходить очень быстро, и она вспомнила ночь, когда встретила Давида.
– Его там нет, – попыталась она, преодолевая пролет.
– Не надо мне врать. А если даже его там нет, он рано или поздно появится. У меня много времени, мы подождем – вместе.
Тринадцатый этаж, подумала. Может быть, Герман и не появится. Может быть, он обманул ее – или тоже погиб – какая неожиданно сладкая мысль – но страшно, они будут одни в квартире с этим безумцем. Она почувствовала, он безумен, да-да, он сошел с ума, она поняла это вмиг, как и то, что он хромой, что именно он в ту ночь шел за ней и какое чудо, что она успела укрыться, что именно он Майю…
– Зачем вы убили мою подругу? – Повышать тон, звать на помощь бессмысленно, сирена на лестнице звучала приглушенно, так что они могли слышать друг друга, но едва ли кто-то решит прийти ей на помощь, все и без того напуганы.
– Подругу? Ах да. Я ошибся, она была очень похожа на вас, – он снова хохотнул, и смех звучал чуть дольше и снова слишком резко оборвался, и Ада поняла, именно этот момент – самый страшный. Не пистолет даже, направленный в спину, не то, что впереди квартира, где Герман, а то, как резко он обрывает смех, моментально, словно снимает иглу с патефона – она никогда не слышала патефон, но так много читала, что могла вообразить. Она много читала, всегда много читала, и могла вообразить, кажется, все, что угодно, но ни в одной книге не упоминалось, как справиться с этим безволием, сковывающим тело, когда понимаешь, что рядом сумасшедший, когда жизнь висит на волоске. В приключенческих книгах герой просто позволял противнику приблизиться, бил локтем в лицо, ломая нос, перехватывал пистолет, но она знала – ее враг тренирован куда лучше нее, он знает все эти трюки в реальности, а не фантазирует о них. В приключенческих романах героиню всегда спасал главный герой, но в ее истории главный герой еще имел все шансы оказаться главным злодеем, и она, возможно, не успеет узнать правду, потому что в любой момент этот безумец может выстрелить.
– Я как-то почти добрался до вас, как-то ночью, но вам удалось сбежать. А потом к вам приставили охрану, и мне оставалось только ждать – и я дождался. Но еще я понял, что Бельке добился своего, и, увидев как вы вылезаете по лестнице из окна ресторана, я подумал, что вы приведете меня к нему. Я многому научился, – довольно сообщил он, и она поняла – третий раз. Вот он, тот третий раз, когда им повезло – и для чего, чтобы теперь этот маньяк расстрелял их обоих? Может быть, подумала, это не такой уж плохой выход. В болезни и здравии, в богатстве и бедности, и даже смерть не разлучит.
Еще один пролет. Их скорость становилась все медленнее, он явно устал, Ада же была просто вымотана, но это равномерное движение все длилось и длилось, он все говорил и говорил, и она продолжала задавать вопросы – так он устанет сильнее, и если Герман будет достаточно удачлив, если появится быстро, «паук», может быть, не успеет отдохнуть. И это даст им лишний миг, может быть, лишнюю секунду – может, это спасет им жизнь. Она больше ничего не могла придумать.
– Добился своего?
– А вы думали. Бельке всегда получает, что хочет, ни перед чем не останавливается, но, – снова этот смех, звучавший дольше, пронзительней, словно идущий за ней хохотал бы и хохотал, и только остатки разума заставляли его сдерживаться. – Но он никогда не идет по прямой. О нет. Ему нужно, чтобы желаемое само пришло к нему, чтобы попросило – возьми меня, и тогда он милостиво соглашается. Так было всегда, сколько я его знаю.