– Но я говорю искренне.

– Все дело в войне, – сказала Чичи. – Разумные здравомыслящие мужчины и приличные умные женщины женятся всего лишь потому, что уверены, будто мир вот-вот полетит к чертям, и им не хочется быть одинокими, когда это произойдет.

– Ты рисуешь очень мрачную картину.

– Дальше – хуже. Подумай о будущем. Война закончилась. Солдат возвращается, входит в дом, там его ждет жена, с которой он расписался в приступе паники, и вот они оба стоят и думают: «Что мы наделали?»

– Не знал, что ты такая романтичная.

– Надо же хоть одному из нас сохранять связь с реальностью.

– Уверена, что это ты написала все те любовные песни?

– Век большинства песен недолог – как и любовной связи. Было очень разумно с нашей стороны оставаться друзьями.

– Я не хочу быть твоим другом. Я хочу быть твоим мужем. Я никого раньше не просил выйти за меня замуж.

– Ну и зря. Я тебе не подхожу.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что ты мне не подходишь.

– Почему это?

– Ты вечно гуляешь то с одной, то с другой.

– Но они ничего для меня не значили.

Чичи поразмыслила над его словами и заключила:

– Знаешь, когда ты так говоришь, все выглядит еще хуже. Создается впечатление, что ты их просто используешь.

– А может, это они используют меня.

– Это никоим образом не делает тебя порядочнее.

– Да ты сущий ангел.

– Нечего вовлекать меня в свою мелодраму. Каждый раз, когда ты это делаешь, – а так было не раз и не два – я вынуждена подставить брошенным тобой девушкам с разбитым сердцем плечо для рыданий и дать носовой платок. Знаешь, скольких платочков, обшитых ирландским кружевом, я лишилась из-за тебя? А на одном даже были вышиты крестиком слова «Будь здорова!». Один из моих любимых.

– Я куплю тебе новый платочек.

– Суть не в этом. Некоторые вещи невозможно заменить.

– Например?

– Например, женское достоинство.

– Я всегда буду относиться к тебе с уважением, Чич. Разве я хоть раз поступил иначе?

– Что ж, правда.

– Так что можешь на это рассчитывать.

Но Чичи оставалась непоколебимой.

– Ты влюблена в кого-то другого, да? – осенило Тони. – В этого Дика Ламарку.

– Его зовут Джим. И нет, не влюблена.

– Тогда в чем дело?

– Я верю в нормальные помолвки.

– Но теперь ведь война!

– Это не имеет значения. Когда у девушки есть время, она может спокойно подумать. А размышление может спасти от будущих сердечных страданий.

– Разве ты все еще не знаешь, какие у тебя чувства? Не наразмышлялась достаточно?

– Будь это так, мне бы не требовалась нормальная помолвка.

– Просто ты не думала обо мне так, как я думал о тебе.

– Не знаю, Сав.

– Я неправильно прочел знаки.

– Я вообще никогда не хотела выходить замуж. А мне не раз предлагали.

– Ты делаешь только хуже.

– Ну да, меня звали замуж, а почему бы и нет? Думаешь, ты из нас единственный такой практичный? Я – рабочая лошадка в мире гарцующих пони. Но черты лица у меня неплохие, да и ноги приличные, такие не у каждой найдутся. Со мной весело, но, когда надо, я могу быть серьезной. И итальянец в данном случае в выигрышном положении, поскольку мать у него тоже итальянка, и он знает, что с женой-итальянкой ему обеспечена комфортная жизнь. Так что ты тут мало чем рискуешь. А вот я рискую всем, выходя за тебя замуж.

– Я ничего от тебя не скрывал, – сказал Тони. – Ты все обо мне знаешь. Ты была моим доверенным лицом.

– Что же удивляться, что я так устала.

– Ты меня любишь? – спросил он прямо.

Чичи подумала.

– Я понимаю то, что знаю, а если понимаю, то могу и полюбить. Но многого о тебе я не знаю.

– Это то, что узнаешь постепенно, с годами.

– Возможно. Но ты ведь то и дело исчезаешь.

– Ты же точно знаешь, где я. Я мичман в американском флоте.

– Я не имела в виду географически. Речь о тебе самом. Тебя периодически куда-то уносит мыслями. Я это заметила еще тогда, когда ты пришел к нам на обед в тот первый раз.

– Ты была одета в белый раздельный купальник, – присвистнул Тони, вспоминая. – Ну хорошо, я присвистнул, просто чтобы тебя рассмешить.

– Я помню, как мы ели макароны на заднем дворе, – продолжала Чичи. – Все болтали, ты тоже участвовал в разговоре – и вдруг исчез. Уставился вдаль и куда-то делся. И потом это не раз повторялось. И в компании, и когда мы были вдвоем. Сначала я думала, что тебе просто больше нечего сказать на определенную тему, но потом поняла, что дело в другом. На сцене с тобой такого не бывает. Только в жизни.

– То есть ты не выйдешь за меня замуж, потому что я иногда погружаюсь в мечтания?

– Нет. Я не выйду за тебя замуж, потому что… Ты не понимаешь, что такое серьезные отношения. Конечно, в браке важна любовь. Но требуется еще и смелость. А ты сидишь в своей подлодке, и тебе страшно. Ты знаешь, что в любое мгновение может произойти наихудшее, поэтому это твое предложение отчасти вызвано страхом, что все может вдруг закончиться, а еще – что ты вернешься домой, когда война завершится, и окажешься один. Ничто так не убеждает мужчину, как здорово ему будет с одной-единственной женщиной, как жизнь среди толпы мужчин. Только я, видишь ли, слушала все, что говорил мой отец, и была у него одна по-настоящему хорошая мысль, которой я всегда руководствуюсь.

– Какая же?

– Папа говорил: «Ты должна решить, что для тебя священно. Для каждого человека это разное. А когда решишь, надо посвятить свою жизнь служению тому, что для тебя важнее всего. Если ты так не сделаешь, твоя жизнь будет лишена смысла».

– На такое мне нетрудно ответить. Это ты. Ты для меня священна. Ты единственная женщина, на которой я хочу жениться. А если ты мне откажешь, я никогда не женюсь на другой.

Чичи посмотрела на Саверио. Он был такой худой, что даже затянутый на последнюю дырочку ремень на нем болтался. Такой тощий, что голубовато-зеленые вены на лбу вырисовывались, как дороги на карте. На флоте ему обрили голову, так что от роскошных кудрей и воспоминаний не осталось. Но без волос она будто бы впервые видела его по-настоящему. Она почти что проникала в его мысли до самой его сути и внезапно ощутила к нему глубокое сочувствие, какое прежде испытывала только к своему отцу.

– Брось, Чич. Я просто не принимаю твой отказ. Это безумие какое-то. Давай договоримся. Ты получишь свою помолвку, сколько бы тебе ни потребовалось времени. Я ухожу в море, у тебя гастроли, а когда я вернусь, можем подождать еще, если тебе будет нужно. Хоть двадцать лет, мне все равно. Хочешь пышную свадьбу, хочешь скромную – я согласен на любую. Правда, если мы подождем двадцать лет, добрая часть твоих кузин постарше уже умрет, так что придется устроить свадьбу поскромнее. Без павильона, втиснем всех на ваш задний двор. Все, что хочешь, только бы в конце концов у алтаря меня ждала ты, готовая сказать «да».