Мне не нравилось напряжение между ними.

— Когда я чувствовала присутствие «другого» дома в Саратоге, это был Малкольм?

— Скорее всего. Но не обязательно. Понимаешь, вампиры часто заглядывают друг к другу. Я не из таких, но…

Мама издала странный звук, как будто подавила смешок.

И тут папа сделал нечто настолько на него непохожее, настолько беспрецедентное, что я едва не свалилась со стула. Он подмигнул.

Так вот как они общались тогда, подумалось мне. Он изображал преувеличенную манерность, чтобы повеселить ее. Она прикидывалась, что ее это бесит. Они вели себя почти жеманно — слово, которого я не употребляла ни разу в жизни. От этого мне сделалось неуютно.

— Малкольм рассказал мне об убийствах. — Папин голос был глубок и спокоен. — Он сказал, что видел, как ты совершала их, будучи сам невидимкой. Она даже похвалил изящество, с каким ты нарезала тела, сказал, что это напомнило ему икезукури — виденную им в Японии технику, применяемую тамошними поварами при приготовлении суши. Целую рыбу нарезают живьем, потом собирают вновь на тарелке и поедают, пока у нее еще бьется сердце.

— Но я не…

— Она не могла…

— Думаете, я поверил ему? — Он отпил глоток вина. — Поверил, что моя дочь способна на такое варварство?

Мама снова покачала головой.

— Я в замешательстве.

— Обдумай это, Сара. — Их взгляды встретились и замерли. — Малкольм сочинил историю, в которой представал героем. Годами он, если угодно, добровольно служил ангелом-хранителем Ари, озабоченный исключительно ее благополучием. Теперь он является ко мне с предложением: он хочет, чтобы мы сотрудничали в разработке новой системы доставки кислорода на клеточном уровне. И попутно упоминает, что дочь моя сделалась серийным убийцей, но он, конечно, никому об этом не расскажет. Это шантаж, а в этом он непревзойденный специалист.

— Так ты ему подыгрываешь?

— Я бы сформулировал это иначе. Да, пока я включаюсь в его интригу. Мне нужно знать, куда она ведет.

Я отодвинула стул.

— Папа, кто убил этих людей? Ты думаешь, это Малкольм?

— Я думаю, это вполне мог быть Малкольм. — Он взглянул на белую скатерть и разгладил морщинку возле своей тарелки. — Он способен убить без зазрения совести. К людям он не питает ничего, кроме презрения.

— Значит, это он убил Кэтлин. — Я произнесла это тихо, но внутри у меня все разрывалось.

Мае обняла меня, и я прижалась к ней. Папа откинулся на спинку стула и смотрел на нас. Дальнейших разговоров не требовалось.

Вернувшись в «Ксанаду» (мне нравится вставлять это название, где только можно), отец показал мне комнату, где предстояло провести ночь. Он сказал, что мама будет спать по ту сторону прихожей.

— Мы собираемся еще немного побеседовать, — пояснил он.

Родители удалились в комнату, служившую папе кабинетом, а я вышла на балкон. В ночном небе сверкали звезды, я отыскала Малую Медведицу и Полярную звезду. Где-то там, я знала, есть темные облака, пылевые тучи, что поглощают свет и не дают нам видеть предметы, расположенные за ними. Я подумала, не попросить ли на день рождения телескоп.

Звук за спиной заставил меня резко обернуться. Против ожиданий это оказался не Малкольм. Передо мной, близоруко щурясь, стоял Деннис с бутылкой пива в руке. Рубашка у него была заправлена в джинсы только наполовину, лицо небрито, да и подстричься ему не мешало.

— Итак, ты ее нашла, — сказал он.

Я поняла его почти сразу.

— Да, нашла. Это оказалось нетрудно.

— Да ну?

— Одно за другое, — сказала я, — и вот результат. Это правда было нетрудно. Вы с папой могли разыскать ее в любой момент.

Он подошел и встал рядом. Мы уставились на темную воду внизу и огни зданий на дальнем берегу залива.

— Ари, я хочу кое о чем тебя попросить, — сказал он. — Мне нужна твоя помощь.

Я ждала. Трудно было припомнить, как я его любила еще совсем недавно.

— Я хочу, чтобы ты сделала меня… — Он заколебался. — Таким, как ты.

Мне стоило усилий продолжать говорить тихо и спокойно.

— Что заставляет тебя думать, что я стану делать нечто подобное?

Он кашлянул.

— Не притворяйся. Я знаю, что ты это сделала. Малкольм рассказал нам о том, что ты сделала. Не только о тех, кого ты убила, но и о том парнишке в Эшвилле.

Значит, когда я была с Джошуа, Малкольм тоже ошивался неподалеку.

— Я не делала его вампиром. Он был донором. И более чем добровольным.

— Позволь мне стать твоим донором. — Он придвинулся ближе и поднял руку, словно собираясь погладить меня по голове, но передумал. — Даже если ты не делала этого раньше, я могу рассказать тебе как.

Из всех странностей, происходивших до сих пор в моей жизни, приз получала эта (как не раз говаривала миссис Макги). Я смотрела в его приветливое немолодое лицо, на мышцы его шеи. На миг я задумалась, не укусить ли его. И тут меня накрыло волной отвращения, такой сильной, что мне пришлось обеими руками ухватиться за балконные перила.

— С тобой все в порядке? — Голос его показался мне странно далеким.

Я откинула с лица волосы и подняла взгляд на человека, который некогда таскал меня на плечах, который учил меня физике и объяснял «факты жизни».

— Ты знаешь об этом все, правда? — Голос мой звучал хрипло. — Ты наблюдал за отцом и Малкольмом. Так почему ты не попросил Малкольма сделать это?

Деннис молчал, но мысли его читались легко. Он просил и не раз, но Малкольм отказал.

— Как ты мог помочь ему увезти маму?

— Он привел веские доводы в пользу ее отъезда. Она была несчастлива, Ари.

Но мысли его шли дальше. Малкольм заключил с ним сделку.

— Он тебя подговорил. — Теперь я чувствовала себя сильнее. — Он дал тебе обещание, а потом не сдержал его.

Малкольм использовал Денниса, чтобы добраться до моей матери, а затем отказался выполнять свою часть сделки. Но продолжал говорить Деннису, что может передумать, если Деннис докажет свою полезность. Деннис продолжал надеяться. А теперь он старел и терял терпение.

В тот миг я не испытывала к нему ни капли сочувствия. (С тех пор я изменила свое мнение. Кто бы не молил о вечной жизни? Он устал оставаться за бортом, точно так же, как мама в свое время.)

— Почему ты не попросишь Рут?

Его передернуло.

— Я бы не вынес ее прикосновения.

Глаза его смотрели мутно, но умоляюще.

— Ты слишком много выпил, — сказала я, пытаясь найти оправдание его поведению.

— Ари, пожалуйста!