− Сыграю!

− Господа! − Рылеев постучал по бокалу вилкой. – Тише, тише. – Княгиня Репнина сейчас сыграет нам что-нибудь для укрепления духа.

− А, может, госпожа Репнина и завтра с нами пойдёт для укрепления нашего духа? – раздался ироничный голос Якубовича. – Мы выпили за Рылеева, а вот за нашу прекрасную даму ещё нет. Она, рискуя своей жизнью, пришла спасти нас. Я ещё не встречал таких смелых и красивых женщин. Вот если бы вы, княгиня Репнина, не были замужем, я бы сегодня же сделал вам предложение.

− Якубович, ты пьян и говоришь глупости, − запальчиво сказал Рылеев. − Мы не на светском мероприятии.

Якубович, не отвечая, выдернул шпагу из ножен, быстро взял бутылку шампанского и ловко отрубил ей горлышко. Из бутылки хлынула светлая струя. С криками «Браво» потянулись офицеры. Якубович поднёс бокал Мари, беззастенчиво глядя на неё масляными глазами.

− Прекрасная Мари, я ваш вечный поклонник.

Алиса улыбнулась.

− Надеюсь, завтра вы так же будете смелы и отважны, − Алиса элегантно отвела бокал и обвела собравшихся взглядом. – Господа, я сыграю вам Аппассионату. Не знаю лучшего произведения для тех, кто собрался вершить революцию.

Она прошла к фортепьяно, молясь про себя, чтобы у неё получилось. Подоспевший Бестужев убрал тарелку и бокал, открыл крышку инструмента. Другой офицер, совсем молодой, похожий на какую-то птицу, плохо одетый, поставил стул. Раздались робкие аплодисменты.

Алиса положила на колени руки, как всегда делала на экзаменах, чтобы собраться. Мари, − мысленно сказала она, − мне нужна твоя помощь.

И если Алиса и волновалась, но как только прозвучали первые аккорды, отдалась во власть произведения. Мотив первой фразы повторялся на полтона выше, придавая ту самую тревожность, которую чувствовала она сама и окружающие её офицеры, которые сгрудились вокруг неё так, что она ощущала их дыхание. Сначала Алиса думала, что ограничится первой частью, которую знала лучше всего, но сама удивилась, как перешла к более спокойной второй части, во время которой можно перевести дух перед новым бешеным темпом третьей части. Алиса и раньше воспринимала эту сонату, как борьбу, а сегодня особенно.

Когда она закончила, раздались аплодисменты и крики «браво», а молодой человек, который стоял рядом с ней, неожиданно опустился на колени к её ногам и принялся целовать ей руки. Когда поднял голову, его лицо было мокрым от слёз.

− Вы единственная, кто меня понимает. Вы самая лучшая. Они – молодой человек махнул рукой на офицеров, − болтуны. Только и говорят, а сами бояться. Я вот слушал вас и понял: ради Вас готов убить. Ради Вас и Отечества.

Алиса с удивлением смотрела на стоящего перед ней на коленях мужчину. Лицо у него было тощее, глаза жалобные, как у больного ребёнка, и он словно в бреду что-то говорил, не выпуская её рук.

− Петя, встань, полно тебе, − Рылеев взял его за плечо, но тот сбросил руку. – Отстань, она одна правильно всё поняла. Она поняла: что вы ни хрена не сделаете. Я сделаю это ради Отечества и ради вас, − он усмехнулся, быстро встал с колен, пошатнулся, словно пьяный, рванулся куда-то, оттолкнув Рылеева, который хотел его удержать.

«Каховский сумасшедший», сказал кто-то.

Алиса похолодела. Пётр Каховский. Один из тех пятерых, которых повесят. Послышались звуки борьбы и уже знакомый голос: да отпустите меня, ироды.

− Ты что?! Опомнись! Влюбился что ли?

Алиса встала, офицеры расступились, и она увидела Якубовича, который держал вырывающегося Каховского.

− Княгиня Репнина, не бойтесь. Голову потерял от вашей красоты.

Алиса подошла к ним. Ей отчего-то захотелось погладить Каховского по щеке, таким он казался несчастным. Уже не вырывался, только смотрел на неё с мольбой, в руке зажал её красный платочек.

Отпустите его! – повелительно сказала Алиса, и Якубович освободил его, слегка подтолкнув вперёд, так что его мокрые обиженные глаза стали совсем близко. − Каховский протянул ей галстук. − Из ваших рук приму, как награду. Завяжите. Я готов убить Его. Слышите, вы, трусы? − Пётр обвёл всех взглядом, шмыгнул носом, словно опять хотел расплакаться. – Презирают меня. Никто здесь не стал моим другом. Держат меня, как орудие убийства, а потом откажутся от меня. Вы, вот, женщина и то понимаете, что без крови не обойтись. А они хотят и героями стать, и чистенькими из воды выйти. Никому из них не верю. Если бы вы не пришли, я бы завтра не вышел. Но вы словно ангел.

− Каховский, дурак, да ты влюбился, − грубовато сказал кто-то из мужчин, а Якубович захохотал.

− Господа, наш Петя совсем свихнулся. То с ножом бегает, то женский шарф себе повязывает, чтобы ночью целовать.

− Замолчите! – Алиса строго взглянула на Якубовича и, шагнув вперёд, повязала на шею Каховскому галстук, завязав его пионерским узлом. Их взгляды встретились, и она с ужасом опять вспомнила, что по судьбе ему быть повешенным. А она вот тут пытается судьбу переменить.

− Я уже хотел Его убить, − быстро заговорил Каховский, не отходя от Алисы. – Ходил за ним по саду. Он рядом был, словно дразнил меня. Это было так легко, но бессмысленно. Они, – Каховский махнул рукой на стоящих вокруг офицеров, − не готовы. И ещё вы правы: нельзя Трубецкого диктатором. Он душой слаб. Гнилая душа. Боится всего, жить хочет. Богато хочет жить. Не понимаю, зачем Трубецкой здесь. Я, вообще, тут ничего не понимаю.

− Шёл бы ты домой, Каховский, − добродушно сказал Бестужев.

− Да, иди, Петя, − поддержал его Рылеев.

Алисе снова захотелось погладить по щеке Каховского, как бродячую собаку, которую все гонят.

− А вы не смейте! – Каховский погрозил декабристам кулаком. – Берегите их. Царственные особы. Их нельзя трогать. Князья не могут замараться, а вот, такие, как я, голые, нищие готовы жертвовать собой. Терять нечего. Никто не любит, никто не ждёт.

− Каховский, прекрати! – его оттащили от Алисы, которая вдруг почувствовала себя очень слабой. Она собиралась ещё сказать Каховскому, чтобы он не убивал Милорадовича, но тот накинул на себя шинель и, не попрощавшись, так быстро вышел, что его было не догнать.

Алиса осмотрелась. Мужчины снова перешли к столу и начали спорить. Только Кондратий, сложив руки, стоял посреди комнаты, задумчиво глядя перед собой. Она подошла к нему.

− Мне нужно идти.

Он встрепенулся.

− Мари, спасибо. Твоя поддержка очень важна для всех нас. Я сердился на тебя, что ты уговорила князя Репнина уехать, а теперь всё простил. Я всех предупрежу, чтобы не болтали о тебе. Мы умеем держать слово.

Алиса кивнула: о да, они умеют. После первых же допросов Рылеев и многие из них раскиснут перед императором и назовут имена.