– Вы все готовы умереть во имя любви? – Вопрос словно вырвался из самых глубин его души.

– Если умирать, то за что же еще?

Он глядел на нее с дюжину ударов сердца, а потом сказал:

– Я подумал о поправке.

– Поправке? Не понимаю.

– Наша молодость… – пробормотал он, словно не слыша, – яркое солнце. Она решила покинуть его. Боюсь, что из-за меня, из-за того, что я сделал ей. Это было неправильно. Все было ужасно неправильно. Любовь… я забыл.

Тени сгустились, и через мгновение Лостара осталась в палатке одна. Она? Котильон, слушай мою молитву. Вопреки всем твоим страхам, любовь невозможно забыть. Но можно отвернуться от нее. Не делай так. Бог разыскал ее. Бог в отчаянной нужде. Но она не могла дать ему то, что ему нужно, – теперь она видела, что он, возможно, поступил мудро, отказавшись от предложенного. В тот раз – гнев за любовь. Но я видела, что в нем не осталось гнева.

Всегда равный обмен. Если бы я открыла ему свою любовь… что бы ни оставалось у него внутри, он не хотел давать это мне. И теперь она поняла, что он явил милосердие.

То, что сказано и что не сказано. Между словами. Среди тысячи слов.

Изморские сопровождающие – два неразговорчивых солдата в броне, шлемах и с оружием – остановились. Тот, что слева, ткнул пальцем и сказал Флакону:

– Морпех, ты найдешь своих вон там. Их собрал капитан.

А потом обратился к Масан Гилани и Рутану Гудду:

– Командный шатер адъюнкта в другом месте, но мы уже на краю лагеря Охотников за костями, и уверен, что вы без труда найдете дорогу.

– И будем скучать по вашему обществу, – сказал Рутан Гудд. – И уверен, что разберемся. Спасибо, что проводили нас так далеко, господа.

Солдаты – Флакон не мог определить, мужчины это или женщины, даже по голосу, – поклонились и, развернувшись, продолжили обход.

Флакон повернулся к попутчикам.

– Значит, расстаемся. Масан, надеюсь, скоро свидимся. Капитан! – Он энергично отсалютовал.

Рутан Гудд в ответ нахмурился. Махнув рукой Масан, он направился к центру лагеря.

Флакон повернулся в ту сторону, куда показывал изморец. Так что же им хочет сказать Сорт? Пожалуй, сейчас узнаю.

Пикетов они не выставили. Небольшая группа солдат сидели и стояли в низинке, а в дальнем конце, примостившись на валуне… это Скрипач? Нижние боги, не говорите, что это все, кто остался! Терзаемый сомнениями, он шел к ним.

Они шли через относительно тихий лагерь. Время было позднее, и Масан не горела желанием будить адъюнкта, но понимала, что Тавор не потерпит никаких отлагательств. Впрочем, мой доклад вряд ли впечатлит ее. Пять потрепанных т’лан имассов – все, что я могу показать. А вот Рутана Гудда ждут серьезные неприятности. Масан надеялась, что сможет хоть немного понаблюдать за разборками и порадоваться бедам капитана.

Старший! Вот уж не сказала бы! Зато все остальное, что ты сделал, капитан, звучало интересно. Жаль, что я пропустила.

Они миновали несколько групп солдат; Масан чувствовала, как напряженно поворачиваются в их сторону лица, но никто не приставал к ним. И ни один не сказал им ни слова. Странно, и чем дальше, тем больше.

Вскоре показался командирский шатер. У входа стояли два часовых, а полотняные стены подсвечивала изнутри лампа.

– Она вообще спит когда-нибудь? – пробормотал Рутан Гудд.

– Я на ее месте, – ответила Масан, – вряд ли смогла бы заснуть.

Часовые смотрели на них во все глаза и медленно вытянулись, глядя на капитана. Когда он остановился перед ними, оба отсалютовали.

– Видимо, она хочет нас видеть, – сказал Рутан.

– Можете пройти, сэр, – сказал один из часовых.

Когда капитан шагнул ко входу, тот же часовой позвал:

– Сэр…

– Да?

– С возвращением.

Масан двинулась следом за капитаном.

– Ну надо же… – пробормотал Рутан Гудд, увидев дремлющую Сканароу. И тут же протянул руку, останавливая Масан, и прошептал: – Пожалуйста, не буди ее.

– Трус, – ответила одними губами Масан.

Поморщившись, он прошел мимо спящей женщины. Масан, подойдя ближе, посмотрела на упрямо вытянутую ногу в сапоге и пнула ее.

Сканароу подскочила.

– Адъю… нижние боги!

Крик разнесся, как будто грохот разбитой посуды.

Уже на пороге главного зала Рутан Гудд обернулся. Если он и собирался что-то сказать, все равно не успел: Сканароу долетела до него в один миг и обхватила с такой силой, что капитан качнулся назад и, раздвинув занавес, оказался перед адъюнктом.

Сканароу не отлипала от губ капитана.

Улыбаясь, Масан Гилани вошла за ними и поймала удивленный взгляд адъюнкта.

Тавор стояла у складного столика с картами. Стояла в одиночестве, судя по полуодетому состоянию: торс прикрывала только стеганая поддевка под доспех, а снизу – свободные льняные штаны с коленями такими грязными, что смутили бы и земледельца. На лицо падали странные полосатые тени от единственной в зале масляной лампы.

– Адъюнкт, – сказала, отсалютовав, Масан Гилани. – На обратном пути мне повезло встретить капитана и морпеха по имени Флакон из взвода Скрипача…

– Сканароу! – Слово прозвучало, как удар клинка. – Отцепитесь от капитана. Думаю, он пришел поговорить со мной… а с остальным придется подождать.

Сканароу оторвалась от Рутана Гудда.

– П-прошу прощения, адъюнкт. Я… с вашего позволения, я буду ждать снаружи…

– Не будете. Вернитесь в свою палатку и ждите там. Уверена, капитан найдет ее без труда.

Сканароу заморгала, а потом, с трудом сдерживая улыбку, отсалютовала еще раз и, взглянув в последний раз на Рутана – взгляд был полон свирепого или мрачного обещания, – вышла.

Рутан Гудд вытянулся перед адъюнктом и кашлянул.

– Адъюнкт…

– Ваши действия, капитан, в бою с на’руками нарушили достаточно пунктов устава, чтобы гарантировать трибунал. Вы бросили подчиненных и нарушили приказы.

– Так точно, адъюнкт.

– И, судя по всему, спасли нам всем жизнь. – Она видимо, осознала беспорядок в одежде; она повернулась к опорному столбу шатра, где на крючке висела шерстяная мантия. Завернувшись в нее, адъюнкт снова повернулась к Рутану. – Целые тома посвящены обсуждению подобных инцидентов во время военных кампаний. Неподчинение – с одной стороны и исключительное мужество – с другой. И что делать с таким воином?

– Порядок и дисциплина прежде всего, адъюнкт.

Тавор пристально вгляделась в него.