– Я хочу тебе кое-что показать. – Алекс запустил руку в плащ, и на мгновение Тони подумала, что сейчас он достанет пистолет и начнет стрелять. Она не ощущала стремления убежать; она ждала, что будет дальше. Но он всего лишь достал измятую панаму. Ее изрядно скомкали, чтобы уместить в карман, и, очутившись на свободе, она начала распускаться, точно бутон.

Тони оглядела ее:

– Это панама.

Он смотрел на панаму так, словно ожидал, что та поползет по столу с какими-то чудовищными намерениями.

– Это предмет ужасной силы, – проговорил он.

– Алекс… это панама. Такая штука, которую на голову надевают.

– Ее хозяин – тот парень, у которого я украл машину. Вот, – сказал он, подталкивая панаму к Тони. – Надень.

Тони подчинилась. Она уже устала от его внезапной серьезности и решила немножко пококетничать. Коснулась плеча подбородком и надула губки, поглядывая на Алекса краем глаза, как, по ее мнению, делала бы модель.

Он улыбнулся:

– Кто ты?

– Я супермодель.

– Как тебя зовут? Откуда ты?

Тони изобразила легкий, с придыханием, голос:

– Меня зовут Вайолет, я из Лос-Анджелеса, я вышагиваю по подиуму, и кроме этой панамы на мне ничего нет. Все меня обожают и фоткают.

Она смущенно рассмеялась; Алекс склонился к ней через стол, улыбаясь. Она видела кончик его языка между зубов. Секунду он просто смотрел на нее.

– Видишь? Она могущественна. Ты можешь стать кем угодно.

Тони вернула ему панаму, неожиданно упав духом. Произнеся это, Алекс как будто разрушил чары.

– Не уверена, – ответила она.

– Знаешь, – сказал Алекс, – тот парень, у которого я украл машину, сам, оказывается, был кем-то вроде вора. Видела бы ты, что он там оставил.

– Так, может, покажешь?

Он снова улыбнулся, оглядел почти пустую закусочную.

– Сейчас?

– Нет. Через полчаса. Когда смена закончится.

– Но там все упаковано. Этим штукам нельзя просто так валяться.

– Тогда можешь показать у меня дома.

Так они и договорились. Тони поднялась и подготовила рабочее место для следующей смены; пришлось заменить несколько упаковок кетчупа и снова заправить кофеварку. Она наполнила чашку Чеканутого Клода и выдала ему еще десяток пакетиков сахара, которые он методично вскрыл и высыпал себе в кофе. Когда пришла сменщица, Тони повесила фартук у станции официанток, и Алекс присоединился к ней по пути к двери.

– Нам надо будет заехать в детский сад и забрать мою дочку, – предупредила она.

Если эта новость и расстроила Алекса, виду он не подал.

Проходя мимо столика Клода, они услышали доносящийся из его наушников грохот.

Алекс скривил губы:

– Идиот. Как он свои мысли-то слышит?

– Он не слышит. В этом вся суть. У него голоса в голове. Он врубает радио погромче, чтобы их заглушить.

– Шутишь.

– Не-а.

Алекс остановился и обернулся, с новым интересом изучая затылок Клода.

– И сколько у него там народу?

– Никогда не спрашивала.

– Охренеть.

На улице садилось солнце, день начинал остывать. В какой-то момент дождь перестал, и мир засветился ярким, мокрым сиянием. Они решили, что Алекс поедет следом за Тони в своей машине. Это был старый, ржавый «катафалк» семидесятых годов; в багажнике у него лежали несколько сваленных друг на друга коробок. Тони не обратила на них внимания.

Переступая порог своей маленькой квартиры, Тони уже знала, что в конце концов они займутся любовью, и обнаружила, что пытается представить, каково это будет. Она следила за тем, как он ходит, отмечала плавность движений его тела, осторожную сдержанность, с которой Алекс вел себя в гостиной, полной хрупких вещей. Тони видела выглядывавшую из-под его одежды кожу, смотрела, как она растягивается и движется.

– Не беспокойся, – сказала она, коснувшись его спины между лопатками. – Ты ничего не разобьешь.

Больше ее беспокоила Гвен. Выпущенная в квартиру юркой рыбкой, она со звонким вскриком скрылась от незнакомого мужчины, рядом с которым была так тиха и уныла, в темных гротах своего дома.

– Здесь очень мило, – сказал Алекс.

– В основном всякие безделушки. Ничего особенного.

Он покачал головой, словно не поверил. Квартира Тони была украшена по большей части переданными ей по наследству обломками жизни бабушки: безликими гобеленами, обшарпанной старой мебелью, перевидавшей слишком много безобразно расплывающихся, дряхлеющих тел; а также большой и нелепой коллекцией стеклянных фигурок – прыгающих дельфинов, спящих драконов и тому подобного. Все это должно было создавать уют и успокаивать, но только напоминало ей о том, как далека она от жизни, о которой мечтает. Квартира выглядела беспомощной подделкой, и Тони ненавидела ее всей душой.

Пока что Алекс не заговаривал ни о том, что нашел в машине, ни о панаме в своем кармане. Похоже, его больше интересовала Гвен, которая выглядывала из-за угла гостиной, окидывая его подозрительным и жадным взглядом, и которая, казалось, предвидела, что из-за этого огромного чужого человека, сидевшего на мамином диване, их ждут большие потрясения.

Он был мужчиной – это Гвен поняла сразу – а значит, существом опасным. Он заставит маму вести себя ненормально; может даже плакать. Мужчина был слишком большим, словно великан из книжки со сказками. Она гадала, не ест ли он детей. Или мам.

Мама сидела рядом с ним.

– Мама, иди сюда. – Гвен шлепнула себя по бедру, как делала Тони, когда хотела, чтобы дочь ее слушалась. Может, получится увести ее от великана, и они переждут в кладовке, пока он не заскучает и не уйдет. – Сюда, мама, иди сюда.

– Гвен, пойди поиграй.

– Нет! Иди сюда!

– Она не слишком хорошо себя ведет в присутствии мужчин, – сказала мама.

– Это ничего, – ответил великан. – Я в последнее время тоже. – Он похлопал по подушке рядом с собой. – Подойди сюда, малышка. Давай поздороваемся.

Гвен, встревоженная таким поворотом событий, отступила за угол. Они сидели в гостиной, где были ее постель и ее игрушки. Позади зевала темной пастью мамина спальня. Девочка села между двумя комнатами, обхватила руками коленки и стала ждать.

– Она так боится, – сказал Алекс, когда девочка скрылась из вида. – Знаешь, почему?

– Ну, потому что ты большой и страшный?

– Потому что она уже знает о возможностях. Пока у тебя есть выбор, ты боишься поступить неправильно.

Тони отстранилась от него и недоверчиво улыбнулась: