– Ты уже надевал какую-нибудь из них?

– Одну. Пока что у меня яиц не хватало попробовать снова. – Алекс залез в передний карман джинсов и вытащил кожаный чехол. Оттуда он извлек маленький уродливый ножик, похожий на орлиный коготь. – Сначала надо снять ту, что носишь. Это больно.

Тони сглотнула. Звук отдался громом в ее ушах.

– А где твоя первая кожа? Та, в которой ты родился?

Алекс пожал плечами:

– Выбросил. Я же не мистер Серый. Я не знаю, как их сохранять. Да и вообще, зачем мне ее с собой таскать? Наверное, она мне не слишком нравилась, правда?

Тони почувствовала, как в уголке ее глаза набухает слеза, и приказала ей не проливаться. Она чувствовала испуг и восторг.

– Ты заберешь мою?

Алекс удивился, но потом, видимо, вспомнил, что держит нож. Убрал его обратно в чехол.

– Говорю же, детка, не я убил этих людей. Мне не нужно больше, чем уже есть.

Она кивнула, и слеза скатилась у нее по щеке. Алекс стер ее тыльной стороной пальцев.

– Ну что ты, – сказал он.

Тони схватила его за руку.

– А где моя? – Она указала на лежавшую рядом с ним кожу. – Я тоже хочу. Я хочу уехать с тобой.

– Господи, Тони, нет. Тебе нельзя.

– Но почему нет? Почему я не могу с тобой поехать?

– Ну у тебя же здесь семья.

– Здесь только я и она. Никакая это не семья.

– У тебя маленькая дочка, Тони. Что с тобой не так? Теперь это твоя жизнь. – Он снял джинсы и, голый, вытащил нож из чехла. – Даже спорить об этом не буду. Сейчас я уеду. Только сначала переоденусь, так что лучше тебе, наверное, не смотреть.

Она не двинулась с места. Алекс помедлил, задумавшись о чем-то.

– Я хочу тебя кое о чем спросить, – начал он. – Я в последнее время часто об этом думаю. Как по-твоему, может ли что-то прекрасное получиться из чего-то отвратительного? Может ли, по-твоему, хорошая жизнь искупить чудовищный поступок?

– Конечно, – ответила она быстро, почуяв, что второй шанс возможен, стоит лишь подобрать верные слова. – Да.

Алекс прижал лезвие к голове над правым ухом и провел через макушку до левого. Ярко-красная кровь медленно заструилась у него из-под волос, стекая ручейками и речушками по щекам и шее, повисая на ресницах, точно капли дождя на цветочных лепестках.

– Господи, как я надеюсь, что это правда, – сказал он. Запустил пальцы в разрез и потянул.

Тони смотрела, как с него спадает кожа, и ей виделась бабочка, выбирающаяся из кокона к солнечному свету.

Она едет на запад по магистрали I-10. Утреннее солнце, едва поднявшееся над горизонтом, сияет в зеркале заднего вида. Порт-Фуршон остался позади, граница Техаса все ближе. Гвен сидит рядом, на полу возле пассажирского сиденья и играет с панамой, которую Алекс оставил, уехав на север. Тони никогда не видела нужды в детском кресле. Гвен нравится, когда ничто не сковывает ее движений, а в такие моменты, когда Тони чувствует медленно закипающую в крови злобу, последнее, что ей нужно, – истерика от дочери.

После того как он уехал, у нее было несколько вариантов. Она могла нацепить свою дурацкую розовую униформу, отвезти Гвен в садик и вернуться на работу. Она могла отправиться в Новый Орлеан и найти Донни. Или послать все в жопу и просто залезть в машину и ехать без цели и без плана, как в итоге и поступила.

Первые десять, или около того, миль она плачет, и это такая роскошь, что Тони позволяет слезам течь, не испытывая чувства вины.

Гвен – все еще полусонная и пока что не решившая, быть ли ей букой из-за того, что ее так рано разбудили, или радоваться путешествию – гладит ее по ноге:

– Что такое, мама, что такое?

– Все хорошо, детка. С мамой все хорошо.

Наконец Тони видит на обочине знак, который искала. Заправка через две мили.

Добравшись туда, она сворачивает и останавливается на пустой парковке. Гвен взбирается на сиденье и выглядывает в окно. Видит теплое красное свечение автомата с кока-колой и решает, что сегодня она будет счастливой, что раннее пробуждение означает радость, обещает приятные сюрпризы.

– Можно колу, мама? Можно, можно колу?

– Конечно, милая.

Они выходят и направляются к автомату. Гвен довольно смеется и несколько раз шлепает по нему, прислушиваясь к далекому глухому эху внутри. Тони скармливает автомату несколько монет и ловит выкатившуюся банку. Открывает и отдает дочери, которая с радостью ее хватает.

– Кола!

– Правильно. – Тони приседает рядом, пока Гвен делает несколько внушительных глотков.

– Гвен? Солнышко? Маме надо в туалет, хорошо? Оставайся здесь, хорошо? Мама скоро вернется.

Гвен опускает банку, слегка осоловевшая от холодного выхлопа газировки, и кивает.

– Скоро вернешься!

– Верно, милая.

Тони уходит. Гвен наблюдает, как мама возвращается к машине и залезает внутрь. Тони захлопывает дверь и заводит двигатель. Гвен отпивает еще колы. Машина отъезжает, и девочка чувствует отчетливый укол страха. Но мама сказала, что скоро вернется, поэтому она будет ждать здесь.

Тони поворачивает руль и вылетает обратно на дорогу. Других машин не видно. Знак, приветствующий ее в Техасе, пролетает мимо и исчезает вдали. Она давит на газ. Ее сердце бьется.

Трое мужчин лежат в том, что однажды станет домом. Пока что это просто скелет из балок и стоек, расположившийся посреди фундаментов и каркасов других недостроенных домов на большом расчищенном бульдозерами участке. Окружающая их почва – перекопанная рыжая глина. Место строительства Дикого Акра, заползающее на Голубой хребет, граничит с лесом; пеканы и клены жадно копят в себе запасы мрака, пока небесная синева постепенно становится все темнее. Есть надежда, что скоро вокруг появятся полноценные дома, а потом – еще больше скелетов и больше домов, а между ними – дороги. Но пока что здесь только поваленные деревья, и грязь, и эти голые остовы. И трое мужчин, которые лежат на холодном деревянном полу, наблюдая сквозь стропильные балки, как небо готовится к приходу ночи. У них с собой портативный холодильник с пивом и бейсбольная бита.

В нескольких ярдах от них, в кузове грузовичка Джереми, лежит охотничье ружье.

Джереми смотрит, как вспыхивают к жизни звезды: сначала две, затем – еще дюжина. Он пришел сюда, желая насилия, но вечер его смягчил. Лежа на спине, с банкой пива, балансирующей на огромном холме живота, он надеется, что причин для драки не будет. Дикий Акр пока что заброшен, и, скорее всего, надолго, что делает его легкой мишенью. Трижды за последнюю неделю кто-то приходил по ночам на стройку и совершал мелкие, но приводящие в бешенство акты вандализма: крал и ломал инструменты и оборудование, рисовал баллончиком неприличные картинки на трейлере начальника стройки и даже нагадил на пол одного из недостроенных домов. Начальник обратился в полицию, но из-за остановки строительства и нехватки денег на счетах его постоянно отвлекали разгневанные субподрядчики и возможные покупатели. По мнению Джереми, защита стройки была делом рабочих. Он считал, что вандалы – это «зеленые», недовольные тем, что их гору обрили ради какого-то проекта; боялся, что скоро они примутся сжигать его каркасы. Застройщик-то страховку получит, а вот он со своей компанией обанкротится. Поэтому он приехал сюда с Деннисом и Ренальдо – лучшим своим другом и самым полезным в схватке работником соответственно – в надежде поймать вандалов на месте преступления и втоптать в землю.