– Мы можем вернуться и потом. – Оуэн густо покраснел, и я вижу, что ему так же не по себе, как и мне. Миа смотрит прямо перед собой с таким выражением на лице, как будто только что увидела, как ее любимца-кролика убило током.

– Нет, нет, папа сейчас подойдет. Вот он уже, – говорит женщина, и в самом деле мистер Хэггард боком протискивается в дверь, придерживая одной рукой живот, похожий на живот гребаного Санта-Клауса, а мы явились сюда, чтобы прикончить Санту, и вместе с ним настанет каюк Рождеству.

– Привет, – говорит он. В его глазах то и дело вспыхивают веселые огоньки, настоящие огоньки, и с этими своими веселыми огоньками и длинной бородой он и впрямь похож на рождественского деда. – Что я могу для вас сделать?

Женщина – его дочь – проскользнула мимо обратно во двор. Я вижу большой стол для пикников, уставленный подарками ко дню рождения, и маленькую девочку в тиаре принцессы на голове.

– Это явно не самое удачное время, – быстро говорит Оуэн. Миа издает свистящий звук, похожий на тот, который испускает проколотый воздушный шарик.

Мистер Хэггард машет рукой.

– Моей младшей внучке сегодня исполняется шесть лет. Она хотела, чтобы я нарядился принцессой, и изводит меня весь день. Так что я рад хотя бы небольшой передышке. – Он вынимает из переднего кармана пару очков. Класс. Теперь он выглядит уже точь-в-точь как Санта. Правда, старина святой Николай тоже не без греха – для него делают работу эльфы, а он не платит им ни гроша. – Итак, давайте разберемся. Вы слишком взрослые, чтобы быть девочками-скаутами, продающими печенье. Не говоря уже о том, что с вами пришел парень. Да еще с таким жутким фингалом. Так-так. Может, вы собираете пожертвования для школьной команды по ведению дебатов?

Наступает пауза, ужасная пауза. Я представляю себе, как рушится крыша дома, взрывается кухня, и землетрясение всех нас подбрасывает в воздух.

– Собственно, к делу… – Голос Оуэна срывается, и он откашливается, прочищая горло. – Мы волонтеры, работающие на Вермонтскую транспортную администрацию…

Мистер Хэггард засовывает в ухо палец, чтобы почесать его.

– Как-как?

Но Оуэн просто бубнит и бубнит, немного повысив голос, словно для того, чтобы заглушить любые возражения Хэггарда.

– Мы содействуем проведению сравнительного анализа функционирования общественной и частной систем автобусных перевозок…

– Ни фига себе. – Мистер Хэггард плюхается на одну из кухонных табуреток. – Звучит внушительно.

У Оуэна наконец заканчивается запас воздуха в легких, и он замолкает, пытаясь отдышаться.

– Всего несколько вопросов. По поводу вашего личного опыта, маршрута автобуса и как вам работается с детьми.

– Работалось, – поправляет его мистер Хэггард. – В прошлом году я ушел на покой.

– Хорошо, – говорит Оуэн. – Как вам работалось с детьми?

Хэггард поворачивается ко мне и улыбается. Я чувствую себя муравьем под лупой.

– А почему бы тебе просто не спросить этих девушек? Уверен, вы отлично помните ваш старый автобусный маршрут.

– Вы… вы помните нас, – заикаясь, выдавливаю из себя я.

Его улыбка становится грустной.

– Конечно, помню. Вы были как три мушкетера. Вы и третья девочка, Саммер. Какой ужас, что с ней приключилось такое. – По тому, как он это говорит, нам становится совершенно ясно, что он не считает, будто мы причастны к этому делу.

Я мысленно посылаю Оуэну и Миа послания, сводящиеся к тому, что нам надо убраться отсюда и оставить мистера Хэггарда и его внучат в покое.

Но, по-видимому, до Миа мое послание не доходит, и она выпаливает:

– Простите нас, мистер Хэггард. Мы вас обманули. Мы здесь не для проведения сравнительного анализа. Мы пришли по поводу Саммер. Мы пытаемся выяснить, что в действительности с ней произошло.

Забудем про землетрясение. Будем надеяться, что слетевшая с головы его внучки тиара сейчас со свистом влетит сюда и обезглавит всех нас.

– Понятно. – Хэггард чешет лысеющую голову. – Правда, я не уверен, что от меня может быть какая-то польза…

– Но вы – вы ее помните? – Раз уж мне все равно прямая дорога в ад, можно по крайней мере сделать что-то, чтобы по-настоящему это заслужить.

– Само собой. Я помню всех детишек, которых возил. Я водил школьный автобус сорок лет и знал маршрут как свои пять пальцев.

– А вы выросли в Вермонте? – спрашивает Оуэн, и я понимаю, что он думает о Сент-Луисе.

– Да, и родился, и вырос, – отвечает мистер Хэггард и хлопает себя по животу. – Здесь мы выходим крупнее, верно? – Но тут его улыбка опять гаснет. – Она была та еще штучка. Могла напакостить. – Затем, словно вспомнив, с кем он говорит, он встает с табурета. – Но вам это, вероятно, было известно, да? Я всегда ее жалел.

Миа бросает на Оуэна взгляд, смысл которого нет времени разгадывать.

– Почему? – спрашиваю я.

– Она казалась одинокой, – говорит он. – Даже когда была со своими подружками, с вами двумя, она казалась одинокой. Потерянной, понимаете?

Одинокая. Потерянная. Эти слова сильно напоминают пассажи, где говорилось о Фантоме. Может, сама Саммер и была Фантомом? Мне никогда не приходило в голову, что Саммер может быть одинока, никогда, ни разу. Но тут я вспоминаю ту ночь, когда она влезла в окно моей спальни, то, как в лунном свете выступали ее ребра, слезы, попадавшие мне в рот, даже когда мы целовались.

Никто меня не любит, повторяла она снова и снова. Ее грудная клетка судорожно вздымалась под моими ладонями. Никто, никто, никто.

Может быть, мы ошибались насчет всего? Может быть, в реальной жизни не было никакого таинственного Фантома, который сблизился с ней и начал вешать лапшу на уши. Может быть, она все-таки написала эти страницы сама. Может быть, в лесу ей повстречался какой-то псих и просто воспользовался подвернувшимся шансом.

В кухню стремглав влетает громко плачущий маленький мальчик со следами травы на коленках и красным сморщившимся лицом. Он тянет к мистеру Хэггарду ручки.

– Дедушка, дедушка! – кричит он.

– В чем дело, Грегг? – Хэггард кладет морщинистую руку на голову малыша. Я делаю последнюю попытку, пытаясь представить себе, как эта самая рука держит нож и раз за разом втыкает его в шею и грудь Саммер. Но мой мозг просто отказывается это принять.

Через несколько секунд к Греггу сзади подходит женщина, впустившая нас в дом, и тянет его в сторону.

– Честное слово, Грегг, с тобой не случилось ничего страшного. Просто упал, и все. И ты же знаешь, дедушка не может поднять тебя на ручки. – Она поднимает его, целует в лоб, закатывает глаза и уносит малыша во двор.

– Грыжа межпозвонкового диска, – выдает Хэггард, кладя руку на спину и строит гримасу, словно говоря: старость – не радость. – Я как-то упал и расшибся, когда мои собственные дети были совсем еще маленькие. И с тех пор зимой не могу даже поднять лопату со снегом. – Он сокрушенно качает головой.