Автор «Полыньи счастья», обиженный повелительным тоном режиссера, зашел в свой номер, упал на кровать и занемог в сердечном огорчении. Сначала он думал о предстоящем обследовании у Оклякшина, потом перечел записку Натальи Павловны, оборвавшей долгожданный чувственный росток, впервые после развода пробившийся в его душе. Росток, конечно, глупый, ненужный, ничем не оправданный, но тем не менее придававший пребыванию здесь, в «Ипокренине», некий тайно-нежный смысл. Мысли огорченного Андрея Львовича невольно потекли в прошлое, перед ним, дробясь и прихотливо, как у Дали, соединяясь, всплыли добытые женщины: детские поцелуи Валюшкиной, рыжий лисенок Таи, испуганные глаза Лены, внеземные ягодицы Лорины, предательский язык Вероники…

Чтобы отвлечься, Кокотов включил телевизор, который долго кряхтел, прежде чем посветлел экраном и показал картинку. Шел фильм из цикла «Занимательная уфология». Действительный член Академии Внеземных Контактов Суслопаров, топорща бороду и тараща безумные глаза, жутко увеличенные диоптриями, рассказывал о том, как на чердаке фабричной общаги нашли мумифицированного пришельца размером с выкидыш, получивший в научных кругах имя «Васенька». Андрей Львович вспомнил, что еще на заре своего литературного поприща, будучи женат на Елене, тоже набросал рассказик про инопланетян, вложив в него тайный протест против трудового насилия, лютовавшего в семье Обиходов. Потом он несколько раз переделывал текст, а в середине 90-х, расхрабрившись, послал окончательный вариант знаменитым фантастам братьям Срубацким и трепетно ждал отзыва…

Назывался рассказ «Космическая плесень». История вот какая: в Москве, в спальном районе Гулябино жили в блочном доме на одной лестничной клетке, в равноценных квартирах две простые русские семьи — Ивановы и Петровы. Все у них было одинаковое: в комнатах стояли неотличимые гарнитуры-стенки «Весна» и телевизоры «Рубин», на шестиметровых кухнях вибрировали облупившиеся холодильники «Бирюса», на балконах квасилась в бочонках капуста и торчали беговые лыжи «Старт». У подъезда ржавели две старинные «копейки», зеленая и красная. Окна выходили на обширный пустырь, а за пустырем неумолчно гудела и мелькала огнями Окружная дорога.

Жили обе семьи скромно — от зарплаты до зарплаты. И если, допустим, в декабре Ивановы занимали до получки у Петровых, то, скажем, в феврале, случалось наоборот. В каждой ячейке общества по удивительной симметричности судьбы росли близнецы — мальчик и девочка. Ходили они, как нарочно, в пятый класс одной школы. Понятно, что подъездная молва детей давно пересватала — оставалось только вырасти.

Однако на этом сходство заканчивалось. Жена Иванова Нюра, знатная мотальщица с сильным, требовательным телом и железным характером, за годы совместной жизни вымуштровала мужа Петю как солдата. Вернувшись с работы из автобусного парка, он тут же включался в домашнее производство: по первой команде выносил помойное ведро, выбивал во дворе ковер, переклеивал обои, чинил потекший кран, строил подсобный шкафчик или мастерил на балконе цветник… В недолгие часы досуга Петр Иванов любил полежать под своим «Жигулем». Мало того, близнецов Нюра с детства тоже приспособила к безропотной домашней пользе, и если они не хлопотали с матерью по хозяйству, то помогали отцу чинить автомобиль.

А вот Анюте Петровой, худосочной медсестре с синдромом вечной женской усталости, воспитать мужа Ваню в духе внутрисемейной пригодности не удалось. Придя домой от токарного станка, Иван определялся на тахту и превращался в лежачий памятник заслуженному отдыху: пил пиво, смотрел телевизор и, постепенно ужиная, отходил ко сну. А бедная Анюта, наломавшись в больнице, прибегала домой, кормила мужа и впрягалась в семейный воз: до ночи стряпала, штопала, обстирывала, обглаживала… Мало того, близнецы тоже росли полными бездельниками, шкодливыми и бесполезными. Подражая отцу, они не мыли посуду, не мели пол и не убирали за собой игрушки.

Когда становилось невмоготу, Анюта по-соседски закрадывалась к Нюре — поплакаться. Сидят, потягивают помаленьку черноплодную настойку. Мотальщица выпьет, разомлеет, начнет учить соседку, как следует тренировать у мужа трудовой рефлекс с помощью премиального допуска к женской телесности, потом окинет сочувственным взором Анютину худощавость, вздохнет и нальет бедняжке еще рюмочку — для утешения. У Петровых-то в доме крепкого спиртного не держали, так как хозяин был запойный и мог даже с пива улететь в недельное автономное свинство. Зато Иванов капли в рот не брал. Так они и жили…

И вот однажды ночью Анюта, допоздна застиравшись в ванной, пошла прилечь перед глажкой на диван и увидела странный луч, блуждавший по темной комнате, чертя на стене фиолетовые загогулины. Сначала она подумала, что Иван по обыкновению уснул, не выключив телевизор. Но нет: экран был погашен, а свет шел с улицы. Испуганная медсестра попыталась растолкать мужа, но тот спал, как павший за Родину. Женщина осторожно вышла на балкон и обомлела: над пустырем зависла, опершись на три мощных световых столба, огромная летающая тарелка. В круглые иллюминаторы глазели зеленые инопланетяне. И вот что странно: Окружное шоссе, оживленное даже ночью, вдруг опустело, вымерло: ни огонька, ни звука, ни шороха…

Звездолет висел над землей, испуская фиолетовые лучи, шарившие окрест подобно щупальцам. Один луч забрался в квартиру к Петровым, второй — к Ивановым, которые всей проснувшейся семьей толпились на своем балконе, дружно удивляясь внеземному контакту. Петр, опершись на цветочный ящик, рассказывал пытливым детям о монизме Вселенной.

Но тут проснулись малолетние Петровы, заверещали и стали пулять в НЛО из рогатки: дочь подает камешки, а сын стреляет. Разбуженный криками, Иван тоже вышел на балкон, пивным взглядом оценил неопознанную невидаль и хмуро молвил:

— Хреновое у нас ПВО!

Будто услышав эти слова, звездолет завибрировал, тонкие лучи втянулись внутрь корабля, световые столбы заклубились, зеленые пришельцы в иллюминаторах прощально замахали лапками, и тарелка мгновенно исчезла, сжавшись в точку на небосводе. И вот что удивительно: Окружное шоссе сразу ожило: замелькали фары, загудели моторы…

Взволнованные очевидцы, стоя на балконах, долго обсуждали чудесное событие. Петра Иванова интересовало, на каком топливе летают инопланетяне, а Ивана Петрова — что пьют на других планетах. Потом сидели у телевизоров, ожидая экстренного выпуска новостей, но про космический корабль, севший на пустыре в районе Гулябино, не было ни слова. В газетах тоже не оказалось ничего интересного, кроме очередного замужества эстрадной пенсионерки. И что уж совсем странно: приподъездные старушки слыхом не слыхивали о ночном визите космических братьев. Посовещавшись, соседи решили, что стали жертвой групповой галлюцинации, навеянной выступлениями в эфире полунормальных экспертов по паранормальным явлениям.

Фантастическое событие стало забываться, но дней через десять в обеих квартирах на стенах, где шарили лучи, появилось по фиолетовому пятну, вроде как плесень от сырости. Пятна росли, густели и вскоре сделались похожи на ворсистые настенные коврики, еще встречающиеся в простодушных домах.

Конечно, Нюра тут же отмобилизовала мужа и близнецов на борьбу с неположенной нарослью. Они взялись за дело ответственно, чего только не испробовали: стиральные порошки, мыльные эмульсии, антисептики, антибиотики, пестициды. Упорный Иванов долбил, шкурил, скоблил — бесполезно: фиолетовое нечто вскоре снова появлялось как ни в чем не бывало. Травили серной и соляной кислотой, на некоторое время помогало, но затем пятно вновь расползалось по стене. Наконец продвинутый Петр смекнул подогнать из автобусного парка кислородные баллоны и выжег проблемное место автогеном, а заодно заварил детям сломанный велосипед. Плесень отступила. Сначала караулили: вдруг снова появится. Нет, извелась безвозвратно. Нюра, воспользовавшись трудовой распаленностью мужа, заставила его еще сделать ремонт в комнате.