–Только что переехали, да?

–Месяца два назад.

–В какую школу ходили? ВБеннингтон или Сары Лоуренс?

–Беннингтон. А как вы догадались?

Он рассмеялся, и вышло это у него очень мило.

–Я работаю в издательстве религиозной литературы; кнам каждый год приходит с полдюжины выпускниц Беннингтона, Сары Лоуренс, Смита. Бойкие как кузнечики, готовые перевернуть весь издательский бизнес.

–И что в этом плохого? Судя по вашему тону, вы их не слишком-то одобряете.

–Да нет, мне они нравятся, они чудесные. Только все они думают, что знают, как писать лучше, чем авторы, которых мы печатаем. Была у нас одна такая, которой дали на пробу редактуру трех книг, так она все три переписала наново. Кажется, вытирает теперь столики в«Хорн энд Хардарт».

Последнее она оставила без ответа. В обычной ситуации, если бы она услышала это от кого-нибудь другого, то сразу навесила бы на него ярлык антифеминиста. Если бы не его глаза. Что-то в его лице казалось ей ужасно знакомым. Да и разговор доставлял ей удовольствие; он ей, пожалуй, даже нравился.

–Какой большой город ближе всего кБеннингтону?

–Олбани, штат Нью-Йорк. Милях в шестидесяти.

–Туда долго ехать?

–Из Беннингтона? Часа полтора.

–Должно быть, красивая дорога. Сельский Вермонт, красота, да и только. У вас там совместное обучение ввели, насколько мне известно. И как оно?

–Честно говоря, не знаю.

–Не знаете?

–Это случилось, когда я дипломировалась.

–Какая у вас специализация?

–Хореография. Я специалист по лабанотации. По записи хореографических партитур.

–У вас там все факультативы, если я правильно понял. Никаких обязательных дисциплин. Точных наук, например… Жуть что было ночью,– продолжал он, не меняя тона.– Я видел, как вы смотрели. Думаю, мы почти все смотрели. Жуткая история.

Она машинально кивнула. Страх вернулся.

–Я так понял, копы его пришили. Абсолютный псих: они даже не знали ни того, что он ее убил, ни того, зачем он вообще вломился в тот бар. Жуть, да и только. Я бы с удовольствием отобедал с вами, если вы свободны.

–Я не против.

–Давайте в среду. Есть тут одно аргентинское заведение. Вам должно понравиться.

–Отлично.

–Тогда почему бы вам не пустить лифт дальше?– предложил он все с той же улыбкой. Она нажала на кнопку, пытаясь понять, почему не сделала этого раньше.

Первый раз они поссорились уже на третьем свидании. Это случилось на вечеринке, которую устроил режиссер телерекламы. Он жил на девятом этаже их дома. Он только что сдал несколько роликов для «Улицы Сезам» (букву «П» как «Подземный Переход», «Т»– как «Туннель», а еще прописные «б» как «буксир», «в» как «винт», цифры с1 до 6 и с10 до 20 и слова «темно» и«светло») и праздновал свой переход из сферы коммерческой пошлятины (с годовым доходом в75000 гринов) на зеленые луга образовательных программ (с сопутствующим этому падению дохода). Бет не до конца понимала, чему же он так радуется, а когда заговорила с ним об этом в дальнем углу кухни, его аргументы ее не убедили. Но он выглядел вполне счастливым, а его подружка, длинноногая манекенщица из Филадельфии, вилась вокруг него, то удаляясь, то вновь приближаясь подобно редкой водоросли, касалась его волос, целовала его в шею, нашептывала что-то ободряющее и интимное. Бет все это казалось странным, но хозяева явно получали удовольствие.

В гостиной Рей, сидя на спинке дивана, охмурял стюардессу по имени Люанн. Бет знала наверняка, что он занят этим самым: он пытался выглядеть небрежно-равнодушным. В любое другое время он был напряжен, как пружина. Она решила не обращать на это внимания и бродила по квартире, потягивая джин с тоником.

На стене висели вставленные в дорогие металлические рамки абстрактные принты, вырезанные из напечатанного вГермании календаря.

В столовой лежала на козлах массивная дверь из снесенного где-то дома. Любовно ошкуренная и покрытая лаком, она служила теперь кухонным столом.

Прикрепленное над кроватью бра от Лайтолье могло подниматься и опускаться, поворачиваться вправо и влево, а полированный плафон и вовсе крутился на все 360°.

Она стояла в спальне, смотрела в окно, и вдруг до нее дошло, что это одна из тех комнат, в которых свет сначала зажегся, а потом погас – одна из комнат, в которых стоял безмолвный наблюдатель смерти Леоны Чиарелли.

Вернувшись в гостиную, она огляделась по сторонам более внимательно. За исключением трех-четырех человек – стюардессы, молодой пары со второго этажа и биржевого маклера из Хемфилла – все гости были свидетелями убийства.

–Пожалуй, я пойду,– сказала она хозяину.

–Ой, а разве вам здесь не нравится?– спросила стюардесса с издевательской ухмылкой на кукольном личике.

–Подобно всем леди из Беннингтона,– ответил за Бет Рей,– она получает удовольствие, не получая его. Это побочный эффект анального воздержания. Находясь в чужой квартире, она не может ни выбросить содержимого пепельницы, ни подмотать рулон туалетной бумаги так, чтобы с него не свисало длинного языка. Короче, ее наглухо зажатый анус требует, чтобы мы ушли. Ладно, Бет, попрощаемся и отчаливаем. Ректальный призрак наносит ответный удар.

Она закатила ему пощечину, и стюардесса округлила глаза. Однако улыбка как замороженная осталась на месте.

Он перехватил ее за запястье прежде, чем она успела повторить.

–Меньше бобов надо есть, детка,– произнес он, сжимая ее руку крепче, чем требовали приличия.

Они вернулись в ее квартиру и после недолгой, без единого слова борьбы, сопровождавшейся хлопаньем дверцами кухонных шкафов и включением телевизора на полную громкость, они оказались у нее в постели, где он попытался реализовать свою недавнюю метафору, нацелившись на ее анус. Она сообразила, что он делает, только после того, как он поставил ее раком; она попыталась перевернуться, и он навалился на нее, цепко хватаясь и толкаясь – все так же, без единого звука. А когда до него дошло, что этого она ему не позволит, он схватил ее за грудь и сжал так больно, что она охнула. Он опрокинул ее на спину, сделал несколько резких движений у нее между сжатых ног и кончил ей на живот.

Бет лежала, зажмурившись; лицо ей закрывала его рука. Она хотела плакать, но обнаружила, что не может и этого. Рей лежал на ней и молчал. Ей хотелось ускользнуть в туалет и душ, но он не шевелился – долго, даже когда его сперма на их телах высохла.

–С кем ты встречалась в колледже?– спросил он наконец.

–Я вообще почти ни с кем не встречалась,– угрюмо буркнула она.

–И никаких перетрахов с богатенькими детками из Уильямса или Дартмута? Никаких интеллектуалов из Амхерста, умолявших тебя спасти их от скрытой педерастии, разрешив запустить их морковки в твою влажную щелочку?