Я посмотрела на Хейла и на миг поймала его взгляд. Я все еще ни разу не приходила на встречи с ним после того разговора с Руби. Я знала, о чем спрашивает меня его взгляд. Он хотел знать, почему я до сих пор не навестила его.

Хейл повернулся к доске, и я отметила, как небрежно заправлена его рубашка в вельветовые джинсы. Мне хотелось пробежать кончиками пальцев по рубчикам ткани, оказаться так близко, чтобы протянуть руку и дотронуться до него. Невозможность этого вторгалась в мои мысли, отвлекала меня.

Нужно было сосредоточиться. Нужно было выйти на пробежку.

* * *

Я знала адрес Хейла.

Во время моего второго курса мы вместе сидели в комнате отдыха литературного отделения, когда ему понадобилось забрать что-то из кабинета профессора Кларка. Я осталась одна и заметила, что из сумки Хейла торчит невскрытое письмо, надписанное неровным, скачущим старческим почерком – должно быть, от дедушки или от бабушки. Письмо было адресовано Хейлу Адамсу, Плезант-стрит, 356.

Я не выведывала его адрес специально, но когда узнала, то не могла перестать думать об этом. Я гадала, живет ли он в одном из тех кирпичных зданий индустриальной эпохи, которыми был застроен крошечный городок при лесопилке, или же в частном доме в пригороде позади кампусов. Мне нужно было увидеть этот дом.

Я сбежала с крыльца нашего «Дворца», перескакивая через две ступени; мои кроссовки скрипели по влажным кирпичам. Солнце, уходящее за холмы, бросало золотистые отсветы на мои спортивные штаны и толстовку с капюшоном. Я предпочитала бегать в темноте, заглядывая в освещенные людские жилища. Большинство домов вблизи кампуса были старинными зданиями в викторианском стиле, наподобие того, в котором жили мы; внутри почти все они выглядели скучными. Комнаты были слишком большими, чтобы я могла как следует разглядеть что-то. Обычно я видела только макушки людей, сидящих перед телевизором или за ужином. Я гадала, что они делали в течение дня, с кем виделись, с кем разговаривали, какие у них были тайны. Кого они любили, а кого не любили.

Я быстро пробежала три мили. Я росла спортивной, но никогда не играла в командные игры, к огромному разочарованию моих родителей. На спортивных зачетах я неизменно превосходила ловкостью своих одноклассниц и могла бежать быстрее и дольше их. Но никогда не хотела вступить в какую-нибудь команду, ненавидя постоянные дневные тренировки и неизбежное общение, которое мне приходилось бы терпеть.

Никто в Хоторне не знал этого обо мне. Когда меня спросили, не хочу ли я вступить в команду по софтболу[13], Руби засмеялась и сказала, что я не занимаюсь спортом. Она была права. Но я стала бы лучшим игроком в этой команде.

Было совсем темно, когда я добралась до дома номер 356 по Плезант-стрит; освещенные окна были единственным маяком во тьме. Мое сердце неистово колотилось, на шее выступил пот. Фермерский дом стоял в отдалении от дороги, в окружении полей; поблизости виднелся лишь старый амбар.

Хейл был дома, под навесом стоял припаркованным блестящий черный пикап. Я отошла за каменную стену на противоположной стороне дороги. В прозрачном ночном воздухе я видела пар от своего дыхания и застегнула ворот толстовки до самого подбородка, чтобы не замерзнуть. В доме было тихо. Я скользнула глазами по окнам, пока не увидела Хейла, сидящего на диване с ноутбуком. Он не делал ничего интересного, но наблюдать за ним было… уютно.

Его дом представлялся мне почти пустым. Большинство студентов аспирантуры жили в кампусе, но Хейл говорил мне, что любит одиночество – мол, оно нужно ему, чтобы работать, а в Хоторне слишком многое отвлекает. Наверное, он обзавелся старым диваном и мебелью, которую продавали с рук. Кухня должна быть просторной и тоже пустой, не считая посуды на одного и нескольких кастрюль и сковородок. Потом я вообразила его кровать и поспешно выкинула эту мысль из головы.

Я не спрашивала об этом и не пыталась разузнать. Но после того последнего вечера на первом курсе я стала думать о Хейле перед тем, как уснуть ночью, представляя, что он лежит в постели рядом со мной. Я не понимала этой зацикленности на нем, но и не прогоняла ее. Я позволила ей остаться со мной на протяжении двух лет. За это время Хейл тоже ни с кем не встречался – по крайней мере, я ни о чем таком не знала. В магистратуре было несколько женщин, с которыми он мог бы закрутить роман, но у меня сложилось впечатление, что после того скандального разрыва Хейл предпочитал оставаться одиноким. А может быть, в глубине души он ждал меня, как я ждала его… То чувство, которое я питала к нему – или что это было? – никак не хотело рассеиваться. Я словно держала это чувство в ладонях, смотрела, как оно подпрыгивает, гадала, на что оно способно. Может быть, это мой шанс стать нормальной. И для меня это было достаточно, поэтому я крепко цеплялась за это чувство.

Я сверила время. У меня оставалось два часа на то, чтобы вернуться, принять душ и встретиться с остальными в гостиной. Мы вместе собирались пойти в «Паб» – это должно было стать нашим первым опытом легальной пьянки вне кампуса. Я отошла под прикрытием каменной стены достаточно далеко, чтобы удостовериться, что Хейл не увидит меня на дороге. Даже если он выглянет в окно, вряд ли различит в темноте мой силуэт.

Дойдя до конца дороги, я побежала.

* * *

Я шла к «Пабу» вместе с Халедом и Максом. Руби, Джон и Джемма шагали впереди нас, шутливо предвкушая, сколько текилы они выпьют. Джемма взвизгнула, Джон и Руби согнулись пополам от смеха.

Мы миновали компанию первокурсников, стоящих во дворе. Вид у них был встревоженный, в руках пластиковые пакеты – видимо, с выпивкой. Один из них, невысокий парнишка, уставился на нас. Вероятно, он думал о том, какие мы крутые и как нам повезло, что мы имеем право пойти в «Паб». Я пыталась принять довольный вид, быть той, кем он меня считал, – жизнерадостной красоткой двадцати одного года от роду. Но все было впустую.

Халед говорил о своих родителях. Они давили на него, чтобы после выпуска он вернулся домой и получил работу в правительстве, но Халед хотел поступить на медицинский факультет в университете Нью-Йорк-Сити.

– Я знаю, что мое место там. Я буду в своей стихии. Там всегда что-нибудь происходит. Этот город никогда не спит, верно, ребята?

Макс, как всегда, молча слушал. Он был хорошим слушателем. Я увидела, как он сунул руку в карман, достал свой телефон и стал набирать кому-то сообщение. При этом посматривал на троицу, шедшую впереди нас.

Я гадала, часто ли студенты магистратуры заходят в «Паб». Может быть, Хейл будет там…

– Это было бы ужасно, верно? – спросил Халед.

От моего слуха ускользнуло то, что он сказал до этого, но Халед и Макс выжидательно смотрели на меня. Я улыбнулась.

– Ну да, конечно. – Я привыкла в таких случаях отвечать общими фразами.

– Мы могли бы и дальше жить вместе, – продолжил Халед. – Вот только на этот раз пришлось бы платить за аренду, и наверняка в Нью-Йорке цены на съемное жилье несколько выше, чем в Эдлтоне.