На подоконнике я видел луковицу в стакане.

Точно — на подоконнике в стакане была большая луковица с подросшими уже зелёными перьями. Отщипнул, порезал, посыпал тарелки. Другое дело.

Ели в тишине. Пётр пытался поддержать светскую беседу, но Чуковская уминала его нехитрую стряпню и только мычала в ответ. Даже вино просто выхлёбывала, не дожидаясь тоста. Наконец картошка кончилась, налитое вино выпилось, а Люша откинулась на спинку неудобного стула.

— Пётр Миронович, я буду всю жизнь вспоминать этот ужин. Вы волшебник. А из топора сможете кулеш сварить? Давайте выпьем за вас, — она протянула свой бокал.

— Это просто голод и нервы, — он наполнил оба бокала.

— Нервы? Да, я нервничаю. Давайте выпьем с вами на брудершафт. Сколько можно выкать. Да и не нравится мне обращение с отчеством, — Люша встала и подошла к Петру.

Пришлось и ему подниматься, сплелись руками, отхлебнули и поцеловались. Очнулись в постели через час.

Событие сорок восьмое

Безумной ночи любви не было. Был сон. За последние двое суток Пётр так вымотался, что как убитый проспал всю ночь — и только звонок будильника вернул его на грешную землю. Рядом попыталась закрыть голову подушкой Люша. Не получилось. Правда, встать тоже не получилось — пришлось расплачиваться за гостеприимство. Шутка. Прервал расплату звонок телефона.

Вернулась Люша из коридора через пару минут, и демонстративно стала одеваться.

— Пётр Миронович, Петя, я вчера днём договорилась с Александром Михайловичем Калининым, он отвезёт нас в Переделкино. Вот сейчас позвонил, будет через час. Желательно встретить его на улице, — и смущённо потупилась.

— Значит, успеем попить чаю.

Вышли рано. Светлая девушка Люша боялась, что их застанут вместе выходящими из подъезда, и потому Петра выпроводила на пять минут раньше. Постояли. Машины нет. Изредка выходили люди и здоровались с Чуковской, но ни радости от встречи, ни просто радости в их приветствиях не было.

— Пётр Миронович, а хотите, я всяких ужасов про этот дом понарассказываю? — вдруг встрепенулась Елена.

— Давайте, — было прохладно. Пётр уже стал с ноги на ногу переступать.

— Заселение началось в 1937 году. Одним из первых перебрался сюда Борис Пастернак, в маленькую квартирку в башне под крышей, вон там, — Чуковская указала на светлые окна на девятом этаже, — Об этом доме он упоминал в одном из стихотворений: «Дом высился, как каланча…». Именно за теми окнами был написан роман «Доктор Живаго». Квартиры в Доме писателей доставались далеко не всем желающим. Булгакову в жилье было отказано, и этому в немалой степени поспособствовал один из самых рьяных гонителей писателя — критик Осаф Литовский, начальник Главного Репертуарного Комитета. Сам же критик поселился в нашем доме в квартире № 84. Именно в неё и поселил Булгаков критика Латунского в романе «Мастер и Маргарита». После войны, в 1948 году, из этого дома на Лубянку увезли генерал-лейтенанта Крюкова, арестованного за «грабёж и присвоение трофейного имущества в больших масштабах», а следом арестовали за «антисоветскую деятельность и буржуазное разложение» и его жену — известную певицу Лидию Русланову. Несчастья преследовали и других жильцов дома. Здесь погиб сын Паустовского Алексей, покончили с собой дочь прозаика Кнорре и сын поэта Яшина. Жена поэта Льва Ошанина не смогла простить ему измены и выбросилась в окно. Рядом с домом машина сбила 9-летнего сына Агнии Барто, после чего она всегда ходила в чёрном. Говорят, что жильцов дома преследует злой рок. А сейчас тут стали селиться всякие чиновники. Многие уже просто не знают друг друга. Мне же этот серый прямоугольник никогда не нравился. Какая-то мрачная убогость.

В это время и остановилась у крыльца бежевая «Волга».

— Люша! Залезайте, — из приоткрытой дверцы высунулась голова пожилой, но ярко накрашенной и молодящейся женщины.

— Это — Наталья Исидоровна, жена Александра Михайловича, в девичестве Гуковская — дочь бывшего первого наркома финансов РСФСР. Она криминалист. Иногда берёт у нас химреактивы, — по дороге шёпотом сообщила Люша.

— Калинин. Это сын?.. — начал понимать Пётр.

— Сын, — совсем тихо прошептала Чуковская и, подождав, когда Пётр откроет ей дверь «Волги», полезла в тепло, благоухающее резким запахом духов.

— Знакомьтесь. Это — Александр Михайлович Калинин и его супруга Наталья Исидоровна. А мой спутник — Пётр Миронович Тишков. Пётр Миронович пишет замечательные песни.

Машина развернулась и покатила по пустынным сумеречным улицам Москвы.

— Пётр Миронович, а вы какие песни пишете, кто их исполняет? — Полуобернувшись, поинтересовалась дама.

И что ответить?

— Я только вчера их зарегистрировал в ВУОАПе. Пока их поют только у меня в городе. Но думаю, что 9 мая их будет слушать вся страна.

— О, да у вас скромности не отнять, — хмыкнула ароматная женщина, — Значит, скоро станете знаменитым композитором?

— Поэтом, — уточнил Пётр и решил разрядить обстановку, — А хотите анекдот на эту тему?

— Давайте, давайте, — сразу включилась Люша.

— Как бы в продолжение нашего разговора.

«Я бухаю как Есенин, матерюсь как Пушкин и изменяю жене как Толстой.»

«А застрелиться, как Маяковский, не хотите?»

Исидоровна хрюкнула, ухнул, вильнув машиной «Сын», и залилась колокольчиками светлая девушка.

— Прелестно. А ещё знаете? — отсмеявшись, уже более благожелательно поинтересовалась Наталья Исидоровна.

— А длинный можно?

— Ой, Пет… Пётр Миронович, рассказывает бесподобные притчи. Правда, после них мир меняет расцветку, — громким шёпотом, нагнетая обстановку сообщила Люша.

— Давайте вашу притчу, дорога неблизкая, — разрешила дама.

— Вы просите песен? Их есть у меня, — решил красиво начать Пётр, но по непонятливым взглядам попутчиков понял, что фильм «Интервенция» ещё не вышел на экраны, — Слушайте:

Молодой начинающий писатель приносит в издательство рукопись. Редактор читает: «…По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

— Не хотите ли кофею? — спросила графиня.

— Нет! — ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице…»

— Очень хорошо, — говорит редактор, — Только вот описания природы у вас маловато!

Автор забрал рукопись и ушёл переделывать. Вернулся через пару дней, даёт почитать редактору: «…По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

— Не хотите ли кофею? — спросила графиня.

— Нет! — ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице. А за окном вовсю цвела акация и чирикали воробьи…»

— Прекрасно! — говорит редактор, — Только вот действующих лиц маловато.

— Хорошо, — отвечает автор и, тяжело вздохнув, забирает рукопись. Приносит через некоторое время снова: «…По мраморной лестнице спускался молодой граф, навстречу ему поднималась графиня.

— Не хотите ли кофею? — спросила графиня.

— Нет! — ответил граф, и овладел ею прямо на лестнице. А за окном цвела акация и чирикали воробьи. А в саду десять мужиков гнули рельсу…»

— Чудесно! — сказал редактор. — Только нет взгляда в будущее.

Помрачнел молодой писатель. Забрал роман и ушёл.