С трудом дождавшись темноты, я выскользнула на улицу,свернула за угол и нырнула в кусты. Лежала в траве и ждала, что будет дальше.Ничего не происходило. То ли за домом никто не следил, то ли меня не заметили,то ли и следили, и заметили, но были умнее меня и не спешили метаться вокруг.Пусть, мол, полежит маленько в кустах, отдохнет и порадуется. Я полежала,поразмышляла и, не придумав ничего путного, выбралась на тротуар и бросиласьбегом в сторону троллейбусной остановки. Денег у меня осталось — кот наплакал.«Сроду не видела плачущего кота», — вдруг подумала я и вздохнула, а потомостановила машину: экономить сейчас было глупо.

Дом, где жил фотограф, возник как-то неожиданно: я все ещепонятия не имела, с чего начну разговор. С другой стороны, во мне бушевалатакая ярость, что на дипломатические выкрутасы было уже наплевать. «Он мне всевыложит», — зло решила я и нащупала пистолет. В желании побыстрее вытрястииз Димки душу я даже не подумала, что возле его дома меня могут поджидатьнедруги. Но недруги отсутствовали. Может быть, они не предполагали, что мнеизвестно место его жительства, или считали меня неспособной на стольопрометчивый шаг. А может, им просто надоело сидеть и ждать меня здесь, вобщем, засады не было. Я позвонила в первую квартиру, испытывая чувство крайнейнеловкости: уже довольно поздно, а беспокоить людей в такое время неприлично(кое-какие убеждения во мне еще остались от прежней жизни), я даже покраснела,увидев перед собой рассерженного мужчину, надо полагать, я оторвала его оттелевизора. Моя улыбка была пропорциональна чувству неловкости, с некоторойробостью я сказала:

— Извините, пожалуйста. Вы не могли бы мне помочь? Вкакой квартире живут Рубины?

— Прямо надо мной, — ответил мужчина. Япоблагодарила и стала подниматься по лестнице, а он сделал шаг из квартиры ипроводил меня взглядом. Любопытно, это я его так заинтересовала или чем-тоинтересует Дима?

Я оказалась против двери квартиры номер четыре. Глубоковздохнула и нажала кнопку звонка. Очень настойчиво. Дверь открылась, а ярастерялась: передо мной стояла женщина, пожилая, усталая и почему-тоиспуганная.

— Здравствуйте, — пролепетала я. Разглядев меня,она вроде бы успокоилась, но ответила с некоторой настороженностью:

— Здравствуйте.

— Дима дома? — задала я вопрос и робко улыбнулась.

— Нет.

— А когда он придет?

— Не знаю. — Женщина попыталась закрыть дверь, ноя уже протиснулась в нее. Женщина, как видно, тоже имела кое-какиепредставления о приличиях и знала, что хлопнуть кого-то по носу дверьювоспитанному человеку неловко, даже если этот кто-то — нахал вроде меня. Вобщем, моя наглость в сочетании с ее нерешительностью свое дело сделали: теперьмы стояли в прихожей и смотрели друг на друга с недоумением.

— Он мне очень нужен, — сказала я и добавила:

— Пожалуйста.

— Так ведь нет его, — развела руками женщина.

— А когда он придет? Можно я подожду? Я могу ждать налестнице… — Я выжала из себя слезу, одновременно давая понять, что пособственной воле с места не сдвинусь.

— Не знаю, когда придет. Не сказал.

— Как же так? — удивилась я. — Он ночуетдома?

— Нет, — ответила она и вроде бы испугалась.

— Как нет? — Я вытаращила глаза. — А гдеже? — И тут же спросила с дрожью в голосе:

— У него есть женщина, да?

— О господи… — вздохнула женщина, запахнув халат, точновдруг оказалась на колючем ветру. — Да вы-то кто?

— Я? — С удовлетворением отметив, что слезы ужельются по моим щекам весенним ливнем, я отвела взгляд и сказала кротко:

— Я — Маша. Он вам не рассказывал?

— Маша? Нет… — Женщина совсем растерялась, огляделаменя с головы до пят и, точно опомнившись, предложила:

— Да вы проходите в кухню.

Я прошла, села на табурет и сразу же начала жаловаться нажизнь:

— Он должен был прийти в понедельник, мыдоговаривались, я ждала его, ждала… а он даже не позвонил. Это так на него непохоже. Я испугалась: не случилось ли чего… Он здоров? У него все нормально? Выведь его мама, да?

— Да, — кивнула она и вдруг протянула мне руку:

— Полина Сергеевна.

— Очень приятно, — ответила я. И мы устроились застолом друг против друга. Женщина как-то странно посмотрела за свою спину,точно ожидала, что там кто-то прячется, потом заговорила, понизив голос:

— У него неприятности.

— Какие? — ахнула я.

— Не знаю. Он ничего не говорил. Но я-то вижу.Нервничает и вроде бы чего-то боится. Я уж все передумала. Может, у кого деньгивзял? Вы ничего не знаете?

— На что он мог взять деньги? — нахмурила ялоб. — Ведь если неприятности, значит, деньги-то должны быть немалые. А онничего такого не покупал.

— Как же не покупал, а машину?

— Он машину купил? Когда?

— В ту субботу. Откуда деньги? Я спросила — он толькоотмахнулся.

— Ясно. Дима мне что-то о сюрпризе говорил, обещалсюрприз в понедельник. Вот, значит, что он имел в виду. Кто ж мог дать емутакие деньги?

— Не знаю, — Полина Сергеевна тяжеловздохнула. — Только он с воскресенья точно ошпаренный и машину к дружку вгараж запрятал, а сам сбежал.

— Куда? — испугалась я уже по-настоящему.

— Кто его знает… Сказал, не беспокойся. А как матери небеспокоиться?

— Полина Сергеевна, — взмолилась я, — может,он сказал, куда едет или телефон оставил? Вы поймите, мне очень надо с нимпоговорить. Срочно. Решить, то есть…

Она машинально посмотрела на мой живот и неувереннопроизнесла:

— Телефон оставил. Но сказал, зря не звони. Только есличто-то серьезное.

— Это очень серьезно, очень, — заверила я.

— Ну, ладно… — Она нехотя поднялась и, немногопокопавшись в деревянной шкатулке, стоявшей на холодильнике, протянула мнелисток бумаги. Телефон в Диминой квартире отсутствовал, и это было оченькстати. Время позднее, на улице темно, и женщина вряд ли побежит предупреждатьсына о моем визите. Я поблагодарила и направилась к выходу, а она осталасьтерзаться сомнениями. Звонить Димке я, естественно, не собиралась, ненадеялась, что он захочет со мной общаться. Еще сбежит из своего убежища.