Она еще что-то хочет сказать? Иоллар склонился к ее лицу, не желая упустить ни слова, возможно все-таки…

— Лайс! — почти крик.

«Придурок!» — снова обругал себя эльф. Ничего она не хочет сказать. Ей плохо, она бредит и зовет того единственного в этом мире, кто может ее защитить, кто снимет боль и вернет силы.

«Меня не будет пару дней, хочу попросить тебя присмотреть за девочкой».

Молодец, присмотрел! И накормил, и уложил! Запер в ледяном погребе и продержал несколько часов, а теперь вот бросил на голом полу, словно ветошь.

Иоллар поднял на руки легкое тело, прижал к груди безвольно болтающуюся голову. Ногой открыл дверь в ее спальню, и, придерживая Галлу одной рукой, второй сдернул с кровати цветастое покрывало. Уложил, накрыл одеялом. Что еще? Пусть он не обладает способностями магистра Пилаг, но что-то ведь он может?

Накормить!

А как? Готовой еды в доме нет: вчерашний суп сам доел за час до ее прихода, намеренно выплеснув остатки в помои. Но проблема даже не в этом, а в том, что сейчас девушка вряд ли сможет поесть, в лучшем случае удалось бы ее напоить… Настойка! Лайс говорил что-то о настойке, которая должна была помочь.

— Галла, очнись! Очнись, пожалуйста!

Только тихий короткий вздох. «Она ведь так и умереть может», — с ужасом осознал эльф, прежде чем впопыхах кинулся обшаривать ее комнату в поисках чудодейственного лекарства. Ничего. Только книги, тетради, отдельные исписанные беглым почерком листы. Две баночки с кремом. В привлекшем было внимание пузырьке — духи. Зачем ей духи, если она ими не пользуется? А в шкафу — платья. В платье он тоже ее не видел. А вот настойки нет.

Зажег, наверное, все имевшиеся в доме свечи, обыскал все комнаты — ничего. В каморке Лайса обнаружилось мерзко пахнущее пойло. Дать ей глоток? А если станет только хуже?

На кухне наткнулся взглядом на стоящую в углу корзину с яйцами и вдруг вспомнил, чем откармливали ослабевших после длительной болезни детей в приюте на Каэлере. Отыскал в шкафу широкую чашку, аккуратно отделил желтки, смешал их с сахаром. Подумав, влил в смесь и белки — не помешает.

Она дышала. Слабо, едва уловимо, но все же дышала.

— Галла!

На то что она услышит, не рассчитывал и отшатнулся, увидев, как распахнулись испуганно ее глаза.

— Все хорошо. — Он мягко отстранил ее протестующе поднятую руку. — Надо выпить это, тебе станет легче.

Пересохшие губы слабо искривились в исполненной жесткого сарказма усмешке.

— Поверь мне…

И осекся. Нет у нее причин ему верить. Ни одной.

Ну и пусть! Просто навалился на слабо сопротивляющуюся девушку, силой разжал стиснутые зубы, влил в рот немного сладкой тягучей смеси и тут же зажал ей нос. Проглотила. Закашлялась.

— Поняла? Теперь пей!

Она пила медленно, делая небольшие судорожные глотки. А после откинулась на подушки, прикрыв глаза — наверное, не столько от усталости, сколько для того, чтобы не смотреть на него.

— Отдохни.

В кухонном шкафу отыскал крупу, спустившись в погреб, обнаружил недалеко от места, где она лежала, миску с мясом.

Мясо обжарил как сумел. Сварил жидковатую вязкую кашу.

Когда опять зашел в ее комнату, девушка лежала, вперив взгляд в потолок, ничем не выдав, что услышала его шаги или скрип открывающейся двери.

— Тебе лучше?

Нет ответа.

— Тебе нужно поесть.

Подхватив под мышки, усадил ее на постели, подложив под спину подушку:

— Так нормально?

И тут же со злостью спросил себя, чего он ждет. Благодарности?

Тарелку с кашей и мелко нарезанным мясом поставил ей на колени и вышел из комнаты, чтобы не смущать.

Присел на диван, обхватил руками отяжелевшую голову. Идиот! И на кого он накинулся со своими нелепыми подозрениями — на девочку, почти ребенка! Сколько ей? Двадцать шесть, двадцать семь? Для эльфов это, считай, детство. Для некоторых людей, оказывается, тоже.

Звон бьющегося стекла вывел его из раздумий. Тарелка. Гордая девчонка психанула и швырнула ее на пол: не нужны мне, мол, твои подачки. И что теперь делать? Накормить-то ведь нужно! Накормить, убедиться, что она в порядке, и, не дожидаясь утра, ехать в Паленку. Расскажет Диверу все, что сумел узнать, расскажет убедительно, отметая всякие подозрения. А потом вернется на Эльмар — там ему самое место. А Лайсу Галла сама все объяснит, после такого кард о нем сожалеть не станет.

Не самое лучшее, но все-таки принятое решение словно сняло часть груза с души. Сейчас только накормит эту упрямицу. И кровь. Нужно взять ее кровь: пусть Хранитель проверит свои домыслы и отцепится от Лайса и этой дерганой девчонки, в которой только законченный параноик узрит опасность для Великого Круга драконов.

Чтобы не пугать Галлу видом меча, взял с кухни коротенький ножичек и завернул его в найденный в ее спальне платок. Толкнул дверь и остановился на пороге. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что произошло на самом деле: ничего она не швыряла. Тарелка просто выскользнула из обессиленных рук, съехала по одеялу и упала на пол. А сама девушка закрыв лицо ладонями, сидела все так же и тихо, почти беззвучно плакала.

Он подошел к ней, осторожно коснулся вздрагивающего плеча:

— Не плачь, не надо. Я сейчас все уберу и принесу еще.

Насыпав новую порцию, рисковать не стал:

— Не сердись, но будет лучше, если я сам тебя покормлю.

Обернутый платком нож положил на столик у ее постели. Успеется…

Галла

Безумие. Весь этот день — сплошное безумие.

Сначала перепалка во дворе. Обменялись, как говорит Лайс, любезностями.

А потом этот чокнутый эльф запер меня в погребе! Все выспрашивал, во что это я втравила его дружка. Это, принц, еще разобраться нужно, кто, кого и во что втравил! Придурок!

А я и сама хороша! Почему бы не стукнуть чем-нибудь тяжелым по тупой остроухой башке, пока их владетельство мирно почивает, усевшись на пол у моей кровати и откинув на одеяло безмозглую голову. Ну и что с того, что он меня тут поил, кормил, выхаживал? А из-за кого я оказалась в таком состоянии?

Нет уж, сегодня, так и быть, пусть живет, а завтра вернется Лайс, и я прямым текстом ему заявлю: или я, или дружок его прибацнутый! Надо же было придумать такое: жизнь я Эн-Ферро порчу! А я ли? Всего два дня как этот оркоэльф у нас поселился, а Лайс словно сам не свой. Угрюмый какой-то стал, задумчивый. А этот…

Я уже в который раз взглянула на спящего эльфа. Смотрю и смотрю, все жду, когда в душе проснется лютая ненависть и негасимая злоба, а получается только наоборот. Придя в себя, еще хотела прибить мучителя, даже за канделябром с догорающими свечами потянулась и раздумывала еще: в лоб лучше бить или в висок, чтобы наверняка. А этот гад возьми и заворочайся во сне, еще и губами причмокнул, совсем как ребенок — тут я руку и опустила. Не был он спящий похож ни на оскорблявшего меня вчера грубияна, ни на державшего в подполье изверга. Эльф как эльф. И лицо не ехидное, не злобное, нормальное лицо. Может, это от того, что глазища его колючие сейчас закрыты, а проснется, зыркнет снова… Хотя с вечера он уже на меня по-другому смотрел: грустно так, виновато…