– Так что именно Вы диагностировали в нем? – спросила успокоившаяся Лиза. – Да, инструментом долго не пользовались. Поэтому-то Ваше присутствие и понадобилось.

– Вот-вот. Долгонько! – настройщик задумчиво вглядывался в закрытый инструмент, потирая подбородок. – Пылищи еще внутри, небось, накопилось!

– Любезный! – Лиза намеренно сейчас вела себя как взрослая дама. – Насколько я помню, чистка входит в перечень услуг лиц Вашего профессионального профиля. Во всяком случае, раньше происходило именно так. Вы, видимо, заметили, что эта комната находится напротив входа в дом? Так могу заверить Вас, что все здесь проживающие знают правила обращения с инструментом, и сквозняков здесь не бывает. Когда Вы начнете свою работу, то вероятней всего убедитесь, что и воду внутри инструмента постоянно меняли, поддерживая необходимую влажность. Наталья Егоровна, в мое отсутствие воду меняли? – обратилась она к няне строго и официально.

– Так точно, барыня! – Егоровна глаз не спускала с мастера.

– Каждые полгода инструмент исправно настраивался. Возможно, мы пропустили один раз, но не более. Еще прошлым летом пианино было в отличной форме! Давайте проверим звучание при Вас, я на днях пробовала играть и могу с уверенностью сказать, что хоры струн не двоят, звук, по-моему, в камертоне, инструмент строй держит, и корректировка его даже на полтона не требуется. Но сначала я хотела бы узнать о Ваших рекомендациях, простите. После такого вступления, я не уверена, что Вам можно доверить наш фамильный инструмент. Это память о моей маме.

– Барышня! Барыня! – весь пунцовый от своего «артистического» выхода сгорал со стыда настройщик. – Вы ж вон как всё знаете. Разбираетесь! А я ж грешным делом, подумал – барынька, так – балуется.

– И решил с барыньки содрать?! – Егоровна вступила в бой.

– Простите! Бес попутал! – каялся незадачливый настройщик.

– А ну, иди отседова! – Егоровна указывала на дверь. – А то сейчас сквозняком сдует!

– Да не казните, милые государыни мои! Это ж позор какой мне на седую голову. Раз в жизни, никогда больше! Не губите! Рекомендации мои до сей поры все как есть замечательные. Да Вы ж, дама! – он в почти молитвенном порыве метнулся к Егоровне. – Вы ж сами у моих прежних клиентов своими ушами слыхали, как они меня Вам советовали. Ох!

– Простим, Егоровна? – Лиза села на крутящийся стул, подняла крышку пианино и нажала клавишу «ля» первой октавы.

***

Мастер свое дело знал хорошо. С подлинным вниманием и бережностью прикасался он к «раздетому», и от того кажущемуся беззащитным, инструменту. Слушал, подправлял, снова прислушивался. Колдовал. Егоровна не уходила и наблюдала за процессом строгим и пытливым взглядом. Но как только настройщик бросил свое неудачное «актерство», весь вид его переменился, он слился в единое целое со звуком и, казалось, растворился в своем труде. Никакие посторонние взгляды не могли теперь сбить его с пути истинного или отвлечь внимание на себя. Наблюдать за такой тонкой работой было любо-дорого и Лиза, подумала, что, возможно, они теперь смогут подружиться надолго. Ведь любое существо ценит нежность… Фортепиано, наверно, тоже? Любит «свои руки», привыкает к ним.

Кто до этого приходил к ним в дом и «лечил» инструменты Лизе с Егоровной узнать не удалось. Раньше такими делами занимался управляющий, а папе, конечно, было не до этого. А теперь все музыкальное хозяйство Лиза возьмет на себя…

Но вот настройщик удовлетворился результатом, сам сел за инструмент и зазвучала музыка. Звук инструмента стал чище, сильнее и как будто ярче. Лиза действительно была довольна. Егоровна посмотрела на нее и, наконец, расплылась в улыбке – все-таки не шарлатана привела в дом, а мастера. Слава Богу!

– Ну, как, хозяюшка? Принимаете работу?

– Да! – ответила Лиза. – Вы волшебник! Но это не единственный инструмент в доме. Егоровна, неси ключи от залы. Пройдемте в большой дом, там еще рояль. Вы же располагаете временем, Вас предупреждали?

– Конечно, конечно! Полностью в Вашем распоряжении, барыня!

– Ох, не зовите меня, пожалуйста, «барыней». Зовите Елизаветой Андреевной.

– Как скажете, барыня! – настройщик, переполненный теперь уважением к Лизе, поднялся и закрыл инструмент, трогательно погладив его по обгорелому шраму.

Они втроем шли по двору, и Лиза порадовалась цветущему виду клумбы. Зеленое благоухающее кольцо трав, кое-где разбавленное фиолетовыми брызгами чабреца, обрамляло разноцветье сердцевины. Хлопали краешками своих воронок на легком ветерке лиловые и белоснежные петуньи, словно бабочки крыльями. Анютины глазки поглядывали из листвы сине-желтым взглядом, белела россыпь маргариток, кое-где синели редкие орлики. А по краям уже стали распускаться рыжие и бордовые африканские бархотки.

На секунду Лиза остановилась на ступенях между колонн. Ах, как давно не входила она сюда. Ну, с Богом! Полумрак вестибюля растворял в глубине две симметричные лестницы на балкон второго этажа, а между ними темнела дверь в запертую ото всех залу. Направо двери из холла вели в ту часть дома, где раньше жили бабушка и маленькая Лиза. Налево – были бывшие владения родителей. Наверху – гостевые комнаты. Лиза пропустила Егоровну с ключами вперед.

– Не вздыхай, Лизонька, – по-своему поняла волнение молодой хозяйки няня. – Вас как не было, так я тут еще в субботу прибралась, все пристойно там.

Они вошли, и Лизе показалось, что здесь до сих пор пахнет рождественской хвоей. Мебель застыла под чехлами, а окна были все закрыты плотными портьерами. Только несколько лучей солнца пробивались сквозь стеклянную дверь в сад. Егоровна расшторила два центральных окна, и при свете стал виден главный здесь предмет, который и был виновником сегодняшнего визита – черный рояль. Настройщик приступил к священнодействию, а Лиза с опаской подошла к окну. Нет, сад еще не успел зарасти до состояния дикости. Были видны тропинки, полускрытые лохмами травы, брошенный кем-то давным-давно букет уже неразличимых увядших цветов на белоснежных мраморных ступеньках и пустующий стол под яблоней.

То ли со вторым инструментом настройщик справился гораздо быстрей, то ли Лиза, засмотревшаяся в окно, потеряла счет времени, но только она захотела погрузиться в воспоминания, как мечты ее были прерваны:

– Ну вот, милая барыня! Елизавета Андреевна, прошу Вас, – мастер как будто оробел перед парадностью залы и огромностью её пустоты и не осмеливался опробовать инструмент на каком-либо музыкальном произведении, он уступал это право молодой хозяйке.

Лиза села и замерла на мгновение. Что бы такое вспомнить? Легкое, чуть грустное, невесомое как свет из заброшенного сада? Зазвучал до-минорный вальс Шопена. Боже, как давно она не играла! Звуки наполняли пространство вокруг, убегали из-под пальцев, поднимались к потолку. Лиза звучала вместе с мелодией, напитывалась забытым наслаждением. Снова, снова…

Но вот музыка кончилась, а вставать из-за рояля не хотелось. Невозможно сейчас было оторваться от этих клавиш, отвернуться, занять руки чем-то другим. Лиза погладила беззвучную крышку рояля, лишь бы прикасаться к нему, лишь бы не уходить.