От волнения? Злости на то, что меня так легко выбить из колеи и завоевать доверие? Благодарности за Эмили?

Я и сама не знала.

– Благодарю, – наконец выдохнула я, взяв себя в руки. – Вы очень внимательны, граф.

Покидая клинику, я все еще находилась в растерянности. И всю дорогу в экипаже провела, погрузившись в мысли. Изредка меня отвлекал щебет Эмили, она оживленно рассказывала о чем-то совсем не важном Эдриану, прижимала к груди куклу и казалась совершенно здоровой. Иногда она все же кашляла, но уже не так устрашающе, как прежде.

В особняке нас встретила экономка Марта, получив указание накрыть стол, она умчалась выполнять, пока дворецкий Шарль помогал снять верхнюю одежду.

Впервые за долгое время Эмили ужинала за столом, а не полулежа на кровати. У нее наконец-то проснулся аппетит. Малышка за считанные минуты расправилась со специально сваренным для нее бульоном. Потом в ход пошла тарелка с тушеными овощами, и напоследок ей принесли свежеиспеченные булочки.

Я же ела медленно, нанизывая по кусочку на вилку и поднося ко рту, жевала, лишь отдаленно чувствуя вкус. Через несколько часов Малкольм собирался отбыть по неотложным делам, и было видно, как сильно он торопился, я же раздумывала над тем, стоит ли вызывать его на разговор. Что я вообще ему скажу, как буду благодарить?

Теперь меня откровенно грызла совесть, знала ведь, что каждую минуту его раздирает нестерпимая Жажда, которую я не желала удовлетворить. Но его помощь Эмили казалась настолько искренней, и мне ведь ничего не стоило подарить ему хотя бы поцелуй…

Какая, в сущности, разница? Я спала с ужасными людьми, негодяями, не чувствуя к ним ровным счетом ничего, а теперь, когда дело дошло до элементарного «спасибо», пускай и выраженного столь странным способом, я не могла…

Или все же могла?

Когда в столовую вернулась экономка с горничными, чтобы убрать со стола, я попросила Марту проводить Эмили в комнату. Мне нужно было поговорить с Эдрианом.

– Чувствую себя последней стервой, – призналась я ему, оказавшись наедине. В моей руке остался бокал столового вина, который я крепко сжимала за ножку, того и гляди, переломлю. – Вы мучаетесь из-за проклятой жажды, что-то делаете даже сверх того, что было мне обещано, а я…

– Что вы? – его бесконечно усталый взгляд изучал меня, медленно скользя по чертам лица. – Чувствуете себя должной, а как отдавать, не знаете?

– Именно так. Просто все эти деньги… Так много денег…

Он встал со своего кресла, подошел ближе, мягко забрал бокал из моих рук и отставил в сторону.

– Всего лишь деньги, Роуз, – его тихий голос коснулся моих ушей, вызывая толпу мурашек.

Я смотрела на мужчину снизу вверх, все еще сидя за столом, а после тоже встала, чтобы быть наравне. Оказалась лицом к лицу, слишком близко… Так, что его горячее дыхание коснулось кончиков моих ресниц.

– Сколько себя помню, у меня всегда было много денег. Все эти тысячи лет я мог бы в них купаться. Драхмы, баты, кроны, фунты. Золото, серебро и даже беличьи шкурки… Думаете, они принесли мне хоть каплю счастья? Отнюдь. Они скучны и легки, если знаешь, как заработать и приумножить. Поэтому мне не стоило абсолютно никакого труда купить Эмили куклу и одежду.

– Неправда, – выдохнула я, смотря в его выразительные глаза, видя каждую ресничку и неожиданно хмурую складку меж бровей. – Дело не в деньгах. Важно отношение. Вы сами твердите: смертные люди едва ли не пыль под ногами, – но при этом замечаете то, что недоступно остальным. Это для вас мелочи, а для нее, никогда не имевшей новых игрушек, очень важно. Да и не столь нужна ей была кукла, сколько внимание. То, что выполнили обещанное. Обняли, когда ей было страшно, и утешили, когда стало необходимо.

– Это несложно, – его губы находились так близко.

– Сложно, – возразила я, вдыхая терпкий запах мужского парфюма. – Нужно увидеть то, что иногда не по силам даже обычным людям.

Я сама потянулась к нему, несмело коснувшись мягких губ. Попробовала на вкус, провела языком, уловила его дыхание, напряженное, как и его тело. Граф замер, превратился в скалу, пока я целовала его губы, ища ответа, но не находя.

– Хватит!

Он отстранил меня, оторвал, схватив за плечи и отстранив на все возможное расстояние вытянутых рук. Тут же отпуская и отходя сам, – дальше, как можно дальше от меня. Судорожно дыша, переводя дух, впился руками в спинку кресла, сжимая его до побелевших костяшек, опустив голову.

– Для чего? Зачем, Розалинда? – спустя время спросил он, все еще не глядя на меня.

– Я… просто… хотела… – слова робко срывались с моих губ.

«Поблагодарить!» – недоговорила я вслух.

– Я же просил вас, – его голос был убит. – Не надо ничего, мне ведь несложно. Не нужно, вот так… это подло.

– Но вы же сами хотели?!

– Не таким образом, – он, наконец, поднял на меня взгляд. Стальной, с холодным серебром, словно в нем плескался весь лед мирового океана. – Я хотел искренне, а не так. А это суррогат. Первый шаг на пути к чудовищу.

Теперь голову опустила я.

Кого я пыталась обмануть своим поступком, себя или его?

Да, это было именно из благодарности за ту заботу, которую Малкольм сумел подарить мне и сестре. Но точно не от великой любви.

Было стыдно. Я запуталась.

– Я уезжаю или сбегаю, – холодно и тускло произнес он. – Но уже оставил распоряжения Марте и своему секретарю по поводу вашего нахождения здесь. Ни вы, ни ваша сестра ни в чем не будете нуждаться. Все будет исполнено, как я и обещал.

– Когда вы возвратитесь?

Я не могла не спросить об этом.

– Не знаю. Как только доведу до конца свои дела. А теперь прошу простить, баронесса. Мне необходимо закончить еще несколько дел перед отъездом.

Он учтиво поклонился и покинул столовую, оставив меня наедине с недопитым бокалом вина.

Уже вечером, когда Малкольм оставил поместье, не прощаясь, Марта постучала в двери моей комнаты. Она, не говоря ни слова, вручила мне тонкий конверт, в котором обнаружилась короткая записка.

«Не совершайте ошибок Ванессы. Оставайтесь человеком, я же постараюсь убить чудищ внутри себя.

Э. М.»

* * *

Мне редко снились сны, и обычно я их не запоминала. Но сегодняшний не выходил из головы. Я раз за разом прокручивала его в мыслях, словно сценарий пьесы, при этом задумчиво помешивала ложечкой чай, невпопад отвечая на вопросы Эмили.

Мы как раз завтракали, точнее, заканчивали завтрак. И если сестра поела плотно, то мне кусок в горло не лез.

Что же мне снилось? Я задавала себе этот вопрос и пыталась дать ответ. Игра воображения или воспоминания Ванессы, перешедшие ко мне вместе с проклятым даром?