Разумеется, кот — фамилиарис Николауса. Мину не понимает, как она сразу не поняла этого, когда директриса рассказывала о способности ведьм устанавливать связь с животными.

Ведьмы.

Значит, Николаус — ведьма.

Мину берет письмо, снова читает его, пытаясь понять.

Даже Николаус — ведьма. Все, кроме нее, теперь заделались ведьмами.

Вышедшая из кухни Ванесса отпрыгивает в сторону, когда кот пытается потереться об ее щиколотку.

— Вы не могли выбрать фамилиариса поприличней? — спрашивает она.

— Memento mori, — бубнит Николаус. — Помни о смерти. Если бы я еще помнил, что я хотел этим сказать.

— Но вы же помнили это, когда писали письмо, — говорит Мину, пытаясь звучать ободряюще. — Значит, память обязательно возвратится, правда же? И сила тоже.

— Уповаю на Бога и надеюсь, что ты права, — говорит Николаус и крутит Узороискатель. — Как, ты говоришь, работает эта штуковина?

— Как радио, — отвечает Ванесса. — Типа.

— Во всяком случае, мы узнали одну важную вещь, — говорит Мину, указывая на крест. — «Болотные Копи» не единственное место, где мы можем встречаться в безопасности.

— Супер, — замечает Ванесса, поднимая с пола куртку и натягивая ее на себя. — А то как-то тупо встречаться в месте, где даже туалета нет. К тому же сюда можно приходить без ведома Главной Ведьмы.

Ванесса застегивает молнию на куртке и, по-видимому, собирается уходить. Мину чувствует, что все происходит слишком быстро. Все изменилось, и нужно сесть и подумать, как себя вести.

— Как вы думаете, стоит нам рассказать об этом директору? Ведь теперь очевидно, что и вы, Николаус, тоже ведьма. Теперь она должна признать вас. Ведь правда?

— Пусть она не демон, — говорит Николаус. — Но у меня твердое ощущение, что нам не стоит доверять ей и так называемому Совету.

— Согласна, — кивает головой Ванесса.

— А остальные? — спрашивает Мину.

— Я спрошу Линнею, — говорит Ванесса. — А ты Анну-Карин.

— А фрекен Ида? — спрашивает Николаус.

Ванесса и Мину обмениваются взглядами. Исключать Иду вроде бы неправильно. Это идет вразрез с тем, о чем говорила Ребекка, и с тем, к чему стремится Мину: они должны сотрудничать друг с другом. Но могут ли они всерьез доверять Иде?

— Нет, — говорит Мину. — Мы ничего ей не скажем.

— Точно, — кивает Ванесса.

— Она тоже Избранница, — возражает Николаус.

— Как только мы узнаем больше, мы расскажем ей, — говорит Мину. — Обещаем.

Николаус смотрит на нее с сомнением.

— Нет уверенности в том, что она не насплетничает директору, — добавляет Мину.

И это действует. Николаус выглядит озабоченным, но согласно кивает.

36

Двери в школьную столовую распахиваются перед Анной-Карин. Внутри темно, так темно, что она может различить только контуры людей, собравшихся в комнате.

Она не хочет быть здесь. Она не просила о том, чтобы ее выбрали. Но регулировать обожание окружающих она больше не в состоянии. Оно распространилось дальше, на тех, кем она никогда не пыталась управлять. Ими управляет то, что другим нравится Анна-Карин. И вот результат.

На голове у Анны-Карин тяжелая корона Люсии[17]с горящими свечами. Несколько стеариновых капель падает на платок, которым покрыты волосы.

— И-и-и… раз… два… раз-два-три-четыре!

Керстин Стольнакке, учительница музыки и театрального искусства, бодро отсчитывает ритм. Ее руки порхают так усердно, что одетая на ней красная гномичья туника колышется как простыня на ветру. Окрашенные хной волосы стоят торчком на затылке. На «четыре» за спиной Анны-Карин запевает хор.

Санта Люсия, в чудном мерцанье

В зимнюю ночь дарит света сиянье…

Анна-Карин раскрывает рот в такт знакомым словам и медленно входит в темноту.

Свет свечей распространяет теплое сияние. В темноте теперь можно различить лица. Вот Ванесса разламывает в руках имбирное печенье. Мину серьезно и внимательно смотрит на Анну-Карин. Кевин вертится на стуле и отбивает пальцами ритм на столе. Фелисия и Юлия улыбаются, как самые ярые участницы секты поклонников Анны-Карин. Это они номинировали ее на роль школьной Люсии.

Кажется, эта песня никогда не кончится.

Нас унося в мечтах, словно на крыльях,

вспыхнет твоя свеча, Санта Люсия.

Еще несколько стеариновых капель падает на платок Анны-Карин, пока она идет через столовую. Пахнет безалкогольным глинтвейном и теплыми чашками, и когда Анна-Карин приближается к дальнему углу столовой, где отодвинули столы и стулья, чтобы освободить место для праздничной процессии, она чувствует, как от стола учителей пахнет кофе.

Встав в углу комнаты в окружении остальных участников шествия, Анна-Карин ощущает на себе пронзительный взгляд директора. От свечей становится жарко, платье прилипает к спине, лицо покрывается испариной, ладони потеют. Возле директора сидит Макс и ободряюще улыбается Анне-Карин. С другой стороны от Макса расположился известный своей манерой при любом удобном случае обнимать учениц за плечи Петер Бекман, он плотоядно оглядывает Анну-Карин.

Наконец-то песня закончилась. Ида, играющая роль спутницы Люсии, забирает звонче на последней строчке: «Санта Люси-и-и-я!», и ее голос перекрывает остальные голоса. Видно за версту, что Ида больше всего хотела бы петь соло, чтобы как следует повыпендриваться. Все прошлые годы она была школьной Люсией, и сейчас Анна-Карин надеется только, что Ида удержится от соблазна поджечь ее волосы свечой. Хорошо, что замдиректора Томми Экберг стоит наготове с огнетушителем.

Рождественские песни сменяют друг друга, и Анна-Карин беззвучно раскрывает рот на каждой из них. Учительница музыки размахивает руками так, будто только что наступила в осиное гнездо.

И тут Анна-Карин видит Яри, который пробирается вдоль стены, чтобы встать поближе к ней. Он один. И смотрит только на Анну-Карин. Она радостно улыбается. Он улыбается ей в ответ, и кажется, будто он лучится и светится ярче самой яркой свечи. Анна-Карин успокаивается. Скоро все закончится.

Звучит народная рождественская песня. Анна-Карин не отрывает взгляда от Яри.

Последняя строчка. Анна-Карин слышит, как Ида громко допевает припев:

— …-а-а!

И вдруг ее голос переходит в душераздирающий крик: