–Но просьба остановиться может быть сексуальной.

–Тогда скажи «подожди» вместо нее,– произносит Патрокл.– Мы проверим, все ли в порядке.

Она обдумывает и наконец кивает.

–Хорошо. Справедливо. Но вас двоих это тоже касается.

Я не утруждаюсь заметить, что у меня такой проблемы не возникнет. Но я это ценю. Такую заботу ощущал только с Патроклом, но сейчас слишком возбужден, чтобы задумываться об этом. Может, потом, когда передо мной не будет безупречного обнаженного тела Елены и киски, манящей ее попробовать, от чего не намерен отказываться.

–Конечно.

–Да.– Голос Патрокла стал хриплым.

Я без предупреждения опускаюсь вниз и отпускаю ее бедра. Она едва успевает напрячься, и я обхватываю ее задницу руками и приподнимаю вверх. В таком положении мне не раскрыть ее так же широко, но ничего. Мне это не нужно, чтобы добиться желаемого. Провожу кончиком пальца вдоль ее входа.

–Я изменил свое мнение о тебе.

–Будто меня это волнует.– Резкие слова противоречат ее хриплому голосу.

–Волнует.– Ввожу в нее палец, глядя ей в глаза. Так я только дразню ее, но черт, как же в ней приятно.

–Хочешь знать почему?

–Просвети меня.

–Потому что играю только с теми, кто мне нравится.– Ввожу в нее второй палец.

Чертовски забавно наблюдать, как меняется выражение ее лица. Желание, смятение, потребность.

–О чем ты?

–Я поиграю с тобой, принцесса.– Киваю Патроклу, а сам поворачиваю руку, исследуя ее, пока не нахожу местечко, от прикосновения к которому она снова издает этот восхитительный всхлип.– Как думаешь, сколько раз мы сможем заставить ее кончить, пока не вырубимся, Патрокл?

Он моргает.

–Ты хотел сказать, пока ее тело не обессилеет?

–О боги.

Продолжаю ласкать ее точку G пальцем и делаю вид, будто размышляю об этом.

–Конечно. Пока ее тело не обессилеет или пока мы не вырубимся. Смотря что первым достигнет кульминации.

–Это будет Елена.– Он пододвигается, сильнее прижимая ее запястья к матрасу.– Думаю, ты сможешь побить наш рекорд.

–Я в игре.

Все еще пытаюсь осознать, что я здесь, между этих двух мужчин, когда Ахиллес начинает меня вылизывать. Когда Патрокл был между моих ног, он действовал методично. Ахиллес же набрасывается на меня, будто не может насытиться, будто он меньше беспокоится, чтобы довести меня до оргазма, чем о том, чтобы попробовать каждый сантиметр моего тела. Я вообразить не могла, насколько это сексуально, а он тем временем не прекращает настойчиво двигать во мне пальцами.

Не помню, как закрыла глаза, но открыв их, вижу, как Патрокл смотрит на меня. Он изучает мое лицо, словно намерен запомнить каждую его черту. Словно может увидеть эгоистичную, мелочную, тщеславную женщину, скрывающуюся под моей кожей. Он отодвигается, не отпуская мои запястья, и ложится животом на кровать.

Патрокл губами касается моего уха.

–Ты слишком стараешься, Елена, чтобы тебя воспринимали всерьез. Чтобы в тебе видели личность. Чтобы забыть, как часто ни то, ни другое не случается.– Он говорит тихим голосом, который резко контрастирует с тем, как Ахиллес посасывает мой клитор.

Напрягаюсь. Такого я не просила. Я и так обездвижена и распростерта. Оголить душу? Это слишком.

–Остановись.

Ахиллес замирает между моих бедер, но «остановись» это не «подожди». Замешкавшись на миг, он продолжает, ритмично водя поверхностью языка по клитору. Мое тело напрягается в ответ.

–Пожалуйста.– Не знаю, о чем прошу. Чтобы Патрокл замолчал, пока не сказал лишнего. Чтобы Ахиллес заставил меня кончить так сильно, что я перестану думать. И о том и другом. Ничего.

Патрокл, словно дьявол, сидящий на плече, продолжает нашептывать мне на ухо:

–Кто-нибудь когда-нибудь заботился о тебе, Елена? Не как о награде, которой можно похвастаться, а как о женщине?

Он с тем же успехом мог вскрыть мою грудную клетку и вырвать сердце. Все должно было ограничиться сексом, быть удобным средством побега от мерзости, царящей сейчас в моей голове. Ни Патрокл, ни Ахиллес – ни оба они – не должны видеть меня настоящую.

–Остановись,– шепчу я.

–Ты правда хочешь, чтобы я остановился?– Он целует мою шею, покусывает мочку уха.– Все может быть именно так. Тебе не нужно притворяться со мной – с нами. Мы не ждем безупречности. Мы просто хотим тебя.

Глаза щиплет, и я быстро моргаю, ненавидя слезы, которые успевают пролиться. Не могу сосредоточиться, не могу даже думать.

–Ты не…– Каким бы ни было возражение, которое хотела озвучить, оно исчезает, когда Ахиллес так всасывает мой клитор, что я дугой выгибаю спину.

Он отодвигается и покусывает сначала одно мое бедро, затем другое.

–Ты довел ее до слез.– Не могу понять, радует его это или беспокоит.

–Лишь говорю ей правду.– Патрокл целует меня в шею и сдвигается к плечу.– Ты хочешь оставить ее себе.– Он замолкает, будто ждет, что Ахиллес станет отрицать. Не услышав возражений, Патрокл продолжает:– Мы хотим оставить ее себе.

Оставить меня себе.

Сама мысль об этом должна приводить меня в бешенство. Я не та, кого кто-то может себе оставить. Я оказалась здесь ради того, чтобы избежать такой участи…

Но когда Патрокл говорит, что они хотят оставить меня себе, у меня не возникает чувства, будто они собираются посадить меня в позолоченную клетку, сделать трофейной женой, которую можно водить на вечеринки и мероприятия, чтобы доказать, какие они крутые парни. Укротили Елену Касиос и прочий бред.

Нет, когда он говорит «оставить», кажется, будто…

–Ты слишком напряженно думаешь. Перестань загружать ей голову.

В голосе Ахиллеса слышно такое раздражение, что я невольно улыбаюсь.

–А может, ты просто плохо справляешься со своей задачей.

Он приподнимает бровь, а на его лице появляется убийственно дерзкое выражение.

–Хмм. Наверное, мне нужно повысить ставки.– Он бросает взгляд на Патрокла, и они ведут один из безмолвных разговоров, которые вызывают у меня зависть. На этот раз я улавливаю намерение. Ахиллес задает вопрос. Патрокл мычит в ответ. Не знаю, о чем был вопрос, но я до смешного рада, что сумела понять хотя бы это.

Так рада, что не успеваю напрячься, когда они начинают двигаться как единое целое. Патрокл берет меня под руки и поднимает, вставая с кровати. Он ложится на спину и сажает меня на себя лицом к Ахиллесу.